Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Самопровозглашение Верховным Главнокомандующим оттолкнуло от Керенского основную часть военной верхушки. Произошел окончательный разрыв между офицерством и солдатской массой. Гражданская война уже представлялась неизбежной практически при любом развитии событий. Ее враждующими силами надлежало стать, с одной стороны, офицерству, поддерживаемому значительной частью казачества. С другой стороны, солдаты и матросы, в своем подавляющем большинстве выходцы из крестьян и пролетарской среды. Правда, на казачество имела свои виды каждая из сторон, а потому на этом сословии следует остановиться несколько подробнее.

Одним из непосредственных участников противоборства оказался казачий генерал П.Н. Краснов, которому предстояло сыграть заметную роль в дальнейших событиях в России, о чем он подробно повествовал в своих мемуарах.

В смутные летние дни 17-го года Краснов командовал 1-й кубанской казачьей дивизией, дислоцированной в районе украинского города Овруча. О происходящем в Москве и Питере знал больше по слухам. Нутром же чувствовал — назревают исторические события. Ночью ему поступил вызов в Могилев в ставку Верховного Главнокомандующего, где надлежало быть 30 августа. Вслед за вызовом пришло тревожное сообщение о беспорядках в полках пехотной дивизии, массовом неповиновении и отказе солдат исполнять боевые приказы. Казаки Краснова вели себя сдержанно, и это давало генералу надежду навести порядок и наказать зачинщиков бунта.

Главные события происходили возле села Духче на Волыни, в двух десятках километров от штаба корпуса. Туда вслед за Красновым прибыл комиссар фронта Ф.Ф. Линде, бывший вольноопределяющийся одного из полков. В прошлом он слыл активным распространителем провокационных слухов, возбуждавших недовольство солдат и натравливавших их на офицеров, являлся ярым приверженцем митинговщины, бессменным оратором на всяких демонстрациях, собраниях и съездах местного уровня. Словом, олицетворял всех тех, кто непосредственно был повинен в разложении армии. На волне анархии Линде стремительно взлетел на самый верх и теперь считался одним из влиятельных членов фронтового Комитета. И вот здесь этому скороспелому выдвиженцу надо было наступить на горло собственной песне, решить совершенно непривычный для него вопрос — как утихомирить взбунтовавшуюся вооруженную солдатскую массу. Оказалось, усмирять гораздо труднее, чем провоцировать.

Как вспоминает Краснов, Линде по привычке, картинно работая на публику, самоуверенный жестом отстранил его и других офицеров и, надрывая голос, стал взывать к патриотизму, агитировать солдат на верность Временному правительству. Не встретив поддержки солдатской массы, Линде перешел на упреки, угрозы, а потом сорвался на откровенную ругань. Вскоре, осознав собственное бессилие, он приказал арестовать несколько первых попавшихся на глаза фронтовиков как зачинщиков бунта. Дабы запугать остальных, комиссар обьявил, что они пойдут под расстрел. Однако эффект получился обратный. Последняя его идея переполнила чашу терпения вышедшей из повиновения толпы. Бушевавшая людская масса сомкнулась вокруг расфранченного агитатора. Линде засуетился, попытался протолкнуться, раствориться среди людей и сбежать. И тут кто-то схватил его за воротник кожаной тужурки, потянул назад. Линде визгливо закричал, но его жалобный вопль был оборван тяжелым прикладом трехлинейки, с силой обрушившимся на лицо несчастного комиссара, превратив его в бесформенное окровавленное месиво. В несколько мгновений Линде был буквально растерзан озверевшей людской массой на глазах Краснова и окружавших его верных казаков из личного конвоя.

Делать здесь уже было нечего. Для усмирения бунтовщиков из корпуса к селу Духче направлялись специальные карательные подразделения. Корнилов в нетерпеливом ожидании вестей явно нервничал. Он встретил Краснова почти у порога:

— Жду, Петр Николаевич, жду.

Казачий генерал начал с доклада о трагической участи фронтового комиссара Линде.

— Случай тяжелый. Впрочем, все сейчас принимает очень серьезный оборот, — задумчиво произнес Корнилов. — Доверять приходится только надежным людям. Вам я верю, потому буду откровенным. Россию надо спасать. Прежде всего, приказываю принять от генерал-лейтенанта Крымова 3-й конный корпус. Времени на раскачку нет, важно без промедления двинуть корпус на Петроград, поднять другие войска.

Уловив немой вопрос в глазах Краснова (дескать, а что с Крымовым?), Верховный махнул рукой:

— Ах, да. Вы ведь не в курсе последних событий. Генерал Крымов назначен командующим Конной армией. В ее составе ваш 3-й конный и туземный корпус под командованием князя Багратиона.

— Когда прикажите принимать корпус?

— Помилуйте, милейший, какие сдачи-приемы? Начинается черт знает что. Пахнет войной. Большой гражданской войной. Кстати, генералу Крымову представитесь позднее. Он сегодня направлен мною на переговоры к Керенскому. Игрушки в демократию слишком дорого обходятся России. Пора их заканчивать.

В точку бил многоопытный Корнилов, говоря о гражданской войне, которая, по его убеждению, была уже неминуема. Заметим, это было еще до захвата Зимнего и свержения Временного правительства. А вот Крымова он отдал на заклание. Интересно, если бы Корнилов знал, что его посланец откроет список самоубийц в грядущих междоусобицах, задержал бы, отставил его командировку к главе Временного правительства или нет? Возможно, и войска на Питер не стал бы двигать?

Но случилось то, что случилось. Крымов прибыл в Петроград. По одним сведениям, он вез ультиматум Керенскому, по другим — в Петроград его вызвал сам глава Временного правительства. И произошло нечто из ряда вон выходящее. По официальной версии, генерал в тот же день свел счеты с жизнью прямо в кабинете Керенского. Застрелился… Застрелили… Бродили потом по армии разные слухи, а также о якобы имевшей место перепалке личного характера между посланцем Верховного Главнокомандующего и главой правительства. И об ультиматуме Корнилова, переданном будто бы Керенскому. И о приказе главного «временщика» арестовать и отдать под суд представителя мятежного Главкома, посягнувшего на власть в России.

Дальнейшие события так перепутали все, связанное с корниловским мятежом, что по-настоящему для Краснова многое так и осталось под вопросом. А сам он в тот же день по приказу Корнилова срочно отправился с сотником Генераловым в Псков к главнокомандующему войсками Северо-Западного фронта генерал-лейтенанту В.А. Черемисову.

Ехал в добром расположении духа, надеясь, что указание Верховного будет принято безусловно и в районе Пскова удастся быстро собрать как можно больше войск. Перед самым выездом Краснов успел отдать приказ новым подчиненным, и его конный корпус уже был на пути к Пскову. Теперь, если повезёт соединиться с другими частями, время безвластия в России прекратит свой разрушительный отсчет. Пусть не сразу поднимется рухнувший царский трон, пусть даже придется провозгласить военную диктатуру. Лавр Георгиевич в качестве военного диктатора на посту главы государства, конечно, вариант не самый лучший, но все-таки вес и влияние в армии имеет большее, нежели все вместе взятые министры Временного правительства.