Джон Бэррон - КГБ. Работа советских секретных агентов

Каждый провал операции, каждая высылка сотрудника означает поражение КГБ. Однако ни одно отдельное поражение не остановит сути штурма. А советские власти открыто и общенародно клянутся, что кампания продолжится.

27 июня 1972 года, вскоре после переговоров с президентом Никсоном, Леонид Брежнев заявил, что Советский Союз полон решимости поддерживать "все революционные силы нашего времени". Детант с Соединенными Штатами, объявил он, "никоим образом не означает возможности ослабления идеологической борьбы" против Запада. Чтобы поняли все, он заключил: "Наоборот, мы должны быть готовы к усилению этой борьбы".

Силу и влияние КГБ можно оценить, взглянув глазами людей, оказавшихся втянутыми в тот мрачный зловещий мир, где царят слово и воля Комитета. Испытания, выпавшие на долю одного такого человека, Владимира Николаевича Сахарова, раскрывают перед нами исключительную картину влияния КГБ на продолжающийся кризис современной истории, помогают понять муки Ближнего Востока. Судьба Сахарова необычна. Жизнь, которую он вел среди привилегированных слоев советского общества, и положение советского дипломата за границей позволили ему проникнуть в истинную сущность событий, что редко доступно кому-нибудь вне КГБ.

Рассказанная ниже история основана главным образом на пространных беседах с Сахаровым. Откровенно, иногда с болью рассказывал он во время этих бесед о своих приключениях и переживаниях. Есть, однако, один период в его жизни, о котором он вынужден был умолчать. За исключением этого вся история рассказана так, как он ее прожил и прочувствовал.

В двадцать два года Владимир Николаевич Сахаров был человеком, которому завидовали буквально все: рост в сто девяносто сантиметров, вес более ста килограммов. Вьющиеся каштановые волосы, карие глаза, красивое лицо и репутация выдающегося человека. Он был из влиятельной и, по советским стандартам, состоятельной семьи. У него была изящная красивая жена-блондинка. Игорь Андропов, сын председателя КГБ, Михаил Цвигун, сын заместителя председателя КГБ, и Виктор Кудрявцев, сын Сергея Кудрявцева, этого старого специалиста по подрывной деятельности, были в числе его ближайших друзей.

Сахаров преуспел также и в занятиях на арабском отделении, самого привилегированного в Советском Союзе ВУЗа — Института международных отношений, где проучился пять лет. В будущем его ждала карьера дипломата, сулившая доход, неприкосновенность и материальные преимущества, обычно предоставляемые лишь верхушке Нового класса [11] После революции 1962 года столица Йемена из Таиза была переведена в Сану. Тем не менее многие страны оставили свои посольства в Таизе из-за отсутствия нормальных условий в Санс. Россия и Китай открыли дополнительно консульства в Ходейде (40 000 жителей), которые представляли собой плацдарм для подрывной деятельности на всем побережье Красного моря и против соседних нефтяных княжеств. Западногерманское посольство было сожжено в сентябре 1964 года, а нападение на американское посольство было совершено в мае 1967 года, однако в обоих случаях жертв не было. Были ли оба сотрудника действительно обезглавлены, остается неизвестным.

Весной 1967 года, попрощавшись с женой, ожидавшей первого ребенка, Сахаров уехал из Москвы на Ближний Восток для прохождения шестимесячной практики накануне окончания института. Он добровольно вызвался поехать в Йемен на должность консульского инспектора в Ходейде, стратегическом порту на Красном море. Он приехал туда в апреле. Температура достигала 128 градусов по Фарингейту, влажность — 98 %. Он впервые в жизни испытывал такую подавленность.

Беспрерывно потело тело, свежая рубашка в течение нескольких минут становилась совершенно мокрой, туфли распадались от влажности. Русская колония, состоящая из шестисот дипломатов и сотрудников КГБ, технического персонала, их жен и детей, жила в постоянном страхе перед опасными местными заболеваниями, с которыми врачи не могли бороться. Наибольший страх вызывало заболевание, от которого сильно повышалась температура, и смерть наступала от поражения или, как говорили советские врачи, "сгорания" мозга. Во избежание распространения этой болезни тела русских, умерших от нее, спешно вывозили в пустыню, обливали керосином и сжигали. Ужас наводили и обычаи страны. Русские содрогались при виде безруких людей, жертв древнего йеменского обычая, по которому ворам отсекались руки. Подозреваемых в преступлениях заключали в клетки или приковывали к столбам на базарной площади, где прохожие могли бить их, забрасывать камнями или плевать на них. Йеменцы испражнялись на улицах, пользуясь камнями вместо туалетной бумаги. В воздухе стояло зловоние.

Реальную опасность представляли и сами йеменцы, известные своим непостоянством, невозможно было предугадать их действия. Однако русские преувеличивали, питаясь слухами, лишь частично основанными на фактах. По сведениям, имевшимся в советской колоний, туземцы без предупреждения и какой-либо причины обстреляли американское посольство в Таизе и сожгли западногерманское посольство, убив при этом несколько человек. По другим слухам, широкораспространенным в советской колонии за год до этого мародеры в пустыне обезглавили двух сотрудников КГБ, приняв их за американцев, заблудившихся возле аденской границы.

Направленные в Ходейду русские селились вместе в квартирах, расположенных в тесном квартале, где не хватало воздуха, на каждые две семьи приходилось по одной кухне. Лишь стена отделяла этот квартал от территории китайского консульства. Часто глубокой ночью китайцы взбирались на стену и громыхали жестяными кастрюлями, трубили в рог и ругали русских. Иногда они меняли процедуру, разъезжая на машинах вокруг квартала и выкрикивая проклятия в портативные микрофоны. Разбуженные шумом дети русских плакали, раздраженные матери жаловались, а мужья беспомощно ругались. Советская политика запрещала любую ответную реакцию.

Несмотря на то, что русские купили свою власть над президентом Йемена Абдаллой аль Салалом, он боялся общаться с ними открыто в столице. Тогда КГБ приобрел в Ходейде дом для тайных встреч, и советский посол Мирзо Рахматович Рахматов время от времени, пересекая пустыню, ездил в Таиз для встреч с президентом. Однажды утром в конце апреля, приехав немного раньше назначенного времени, посол зашел в консульство и спросил Сахарова, чей дядя был его старым другом. Без всякого объяснения он объявил, что прежний консул в Ходейде, Иван Скарбовенко, не вернется из своего только начавшегося отпуска в Москве.

"Молодой человек, я поздравляю тебя. Отныне ты будешь исполнять обязанности консула, — важно заявил Рахматов, сердечно пожимая ему руку, — Скарбовенко заверил меня, что ты вполне в состоянии продолжать работу в его отсутствие, а я, зная твоего дядю, уверен, что ты справишься с этой работой до прибытия постоянного консула". Сахаров был слишком поражен, чтобы спросить, в чем состоят его новые обязанности. Посол спешно уехал, не предложив никакой помощи.