Олег Мозохин - ОГПУ-НКГБ в борьбе со спецслужбами Японии

Организовывались встречи следующим образом. В день встречи, Киму на службу звонила женщина, что-то говорила, затем трубка вешалась и спустя некоторое время снова звонок. Мужской голос говорил по-английски — «Пять часов» или «Шесть часов» и т. д., а потом: «Это что, больница? Ах, нет, извините». По предварительной договоренности с Ямаока надо было считать всегда на 3 часа позже времени, назначенного по телефону.

Ямаока просил Кима представить дислокацию войск ГуПВС, сообщать о предстоящих агентурных комбинациях против японцев, вести в контрразведывательной работе по японцам такую линию, чтобы отвлечь внимание от японцев, занимающихся разведывательной работой. В дальнейших встречах с преемниками Ямаока эти указания пополнялись и уточнялись.

Ким припомнил 3 факта, которые особенно занимали Ямаока: это какие комбинации намечались против японцев в Манчжурии; за кем из японцев и русских, связанных с ними (т. е. агентурные разработки), велось наблюдение, где находился арестованный Иван Перекрест и кто по его делу был еще арестован.

В состоявшихся беседах Ямаока говорил Киму о том, что японцы хотят, чтобы он сделал большую карьеру по линии ГПУ и предлагал в этом содействие. В интересах этого Ямаока обещал не чинить препятствий к производству дальнейших технических выемок из сейфов Японского военного атташата. Киму было обещано оказать полное содействие в осуществлении вербовок любого из японцев, кандидатуры которых он должен был предварительно согласовывать. Ему так же предоставлялась возможность организации комбинации с дипкурьером для «перлюстрации» данных им для провоза документов. По линии ОГПу Киму предлагалось завести дезинформационные комбинации на японского военного атташе и всемерно развивать их.

В ходе встреч Ким передал помощнику японского военного атташе Ямаока список агентуры по японской линии; данные о структуре органов ОГПу, о системе и методике работы контрразведывательного аппарата ОГПУ; об объектах, какие находились под наблюдением ОГПУ; содержание разработок по корейской линии.

Ким информировал Ямаока о разработках по периферии, которые знал, передал содержание ряда ориентировок по японским и корейским делам, ряд секретных приказов ОГПу, отрывочные дислокационные данные по РККА, о характере ряда ликвидированных дел, а также характер агентурных данных, представлявшихся негласной сетью по японской линии и т. д.

В одной из очередных встреч Ямаока заявил о том, что ему известно, что ОГПу производит выемки из сейфов Японского военного атташата. Такие же выемки, по его словам, производились у немцев и поляков. Таким образом получалось, что «добывавшийся документальный» материал являлся дезинформационным, так как он давался с согласия и ведома японцев.

В 1933 г. после отъезда Ямаока Ким последовательно поддерживал связь с 1933 по 1934 гг. с японским военным атташе Кавабе. С 1935 по 1936 гг. с военным атташе Хата, а с начала 1937 г. с Кавамото — японским военным атташе.

Из полученных указаний от представителей Японского генерального штаба Киму было известно, что он предназначался для особой работы на военное время. Как говорил Кавабе, в период военного времени Ким должен был руководить большим по размаху участком работы и завербованной на этот случай агентурой. Помимо этого, в его задачу также входила парализация контрразведывательной работы НКВД против японцев с тем, чтобы облегчить деятельность разведывательного аппарата японского Генерального штаба [334].

А. Е. Куланов — российский востоковед, писатель, исследователь жизни и деятельности Кима, считает, что судьба этого человека содержит много загадок. С этим сложно не согласиться. Во время войны Ким работал переводчиком в спецпропагандистской организации НКВД в Куйбышеве, оставаясь заключенным. В конце 1945 г. его дело было пересмотрено, срок наказания сокращен до уже отбытого. 29 декабря он был освобожден.

Кроме того, в феврале 1959 г. он был реабилитирован. Необходимо отметить, что проходившая в это время реабилитация была не пустой формальностью, как в 1990-х годах, а детальным изучением всех обстоятельств дела.

Дело Мельникова. В начале 1937 г. был разоблачен еще один резидент японской разведки. 28 апреля Н. И. Ежов сообщил И. В. Сталину о полученных им материалах в отношении заведующего службой связи ИККИ Б. Н. Мельникова, члена ВКП(б) с 1916 г., которые указывали на его причастность к шпионской деятельности в пользу Японии и приверженности к троцкизму. Он просил разрешение на арест Мельникова. Сталин санкционировал эту просьбу, написав резолюцию: «Мельникова и "окружение" надо арестовать» [335].

2 июня 1937 г. Сталину из НКВД СССР был направлен протокол допроса Бориса Николаевича Мельникова бывшего заведующего Отделом Службы Связи Коминтерна. По его показаниям он быт завербован японцами в 1918 г. и с 1924 г. вел активную шпионскую работу в пользу японской разведки. Будучи руководящим работником НКИД, Мельников снабжал японскую разведку шифрованными телеграммами, секретными материалами по рыболовной конвенции и японским концессиям.

За время своей работы в качестве заместителя начальника Разведупра штаба РККА, Мельников выдал японской разведке агентуру Разведупра по Манчжурии, Китаю, Германии, Чехословакии и Ирану [336].

По показаниям Б. Н. Мельникова от 16–17 мая 1937 г. проходили шесть человек [337]. После перепроверки его показаний ставился вопрос об аресте этих лиц [338].

Мельников [339]показал, что в плен к японцам он попал в октябре месяце 1918 г. Его взяли в тайге, примерно в 200 километрах от города Зеи Амурской области, куда отступали части Красной армии. В то время он служил в качестве старшего адъютанта Сибирского верховного командования. Вместе с ним попали в плен: Вележев Сергей Григорьевич; Кларк Павел Иванович и его сын Павел; Фрид (зять Кларка); два брата Матвеевы Николай и Евгений; трое рабочих фамилии, которых он не помнит и его брат Владимир Мельников.

В плену они пробыли два с половиной месяца — с конца октября 1918 г. по начало января 1919 г. После взятия в плен всех их повезли в гор. Зея и некоторое время содержали при штабе полка. Затем отправили в гор. Хабаровск, в штаб дивизии, где всех их японцы завербовали. О процессе вербовки они все делились между собой и решили для того, чтобы освободиться из плена, надо дать согласие на сотрудничество с японской разведкой.

Вербовал всех адъютант штаба дивизии Ямазаки. Он отобрал подписки, которые были написаны по-японски. Устно она была переведена на русский язык. Смысл ее сводился к тому, что вербуемый обязался работать в пользу японцев. Подписывались все своей настоящей фамилией. Ямазаки дал задание Мельникову поехать во Владивосток, связаться с местной нелегальной партийной организацией и освещать ее. Это задание он дал потому, что он знал, что Мельников коммунист. Ямазаки предложил не говорить никому о его пребывании в японском плену, а после установления связи с Владивостокской партийной организацией явиться к японскому консулу во Владивостоке и сообщить ему, что пришел от адъютанта штаба дивизии Ямазаки за получением указаний.