Николай Эппле - Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах

Кроме того, на сегодня у России явный дефицит идей по улучшению своего внешнеполитического образа. Образ страны, спасшей Европу от нацизма, из‐за излишней эксплуатации параллельно с агрессивными и откровенно антидемократическими шагами на глазах перестал быть убедительным. Стратегия «опасного идиота» потеряла новизну, а демонстрация влияния посредством ввязывания в конфликты вроде сирийского слишком затратна. Между тем опыт Германии времен канцлера Конрада Аденауэра очень красноречиво показывает, что взвешенная и дозированная политика признания ответственности за прошлое (решение о выплатах Израилю репараций) — эффективный и сравнительно дешевый способ заработать доверие внешнеполитических партнеров. Превращение советского террора в такую тему — хороший способ, не меняя решительно текущую политику, заработать репутацию ответственного государства, движущегося в тренде «политики вины», считающейся хорошим тоном среди наиболее развитых мировых держав, о возвращении в клуб которых Россия так мечтает. Что же касается постсоветского пространства, влияние на котором Россия так отчаянно теряет, запуск разговора об ответственности за депортации и национальные операции — хороший способ сделать заявку на почетную роль «чемпиона памяти» среди соседей.

Однако определение сути «торга» между сторонами и нахождение устраивающей их «формулы согласия» призваны не только наладить максимально приемлемое взаимопонимание между ними, но и сделать достигнутые договоренности приемлемыми для широкой публики. Чем проще и связнее эта формула и чем четче она сформулирована, тем понятнее она широким слоям общества. Опыт комиссий правды и примирения показывает, что их задача в огромной степени располагается в сфере социальной инженерии, или своего рода «пиара». Она сводится к тому, чтобы помочь пересобрать разделенное общество вокруг правды, которая не только (и не столько) точно и основательно представлена, сколько просто и внятно сформулирована.

Опыт комиссий говорит о том, что им часто приходилось жертвовать полнотой анализа ради понятности «картинки». В этом смысле работу комиссии можно было бы назвать конъюнктурной, но в том-то и состоит отличие модели комиссий правды от судебных преследований, что комиссия представляет собой политический инструмент, и учет политической конъюнктуры для нее не недостаток, а одна из определяющих характеристик [451] О конфликте правосудия и примирения, изначально заложенном в компромиссных моделях разбирательства с прошлым, см. работу: Rotberg R. I., Thompson D. Truth v. Justice: the Morality of Truth Commissions. Princeton University Press, 2000. . Присцилла Хайнер пишет:

Помимо прямых внешних ограничений мандата комиссий, их члены могут сами накладывать на себя некоторые ограничения, касающиеся того, что именно из вскрытых фактов публиковать в итоговом докладе [452] Hayner P. B. Unspeakable Truths: Transitional Justice and the Challenge of Truth Commissions. P. 76. .

При таком взгляде критикуемые наблюдателями издержки формул согласия, проводниками которых часто служат комиссии или аналогичные им компромиссные механизмы, оказываются единственной возможностью прийти к договоренности. «Покупка правды в обмен на правосудие», столь критикуемая в южноафриканской модели, или «правовое государство вместо правосудия» в случае второго германского транзита [453] Mihr A. Regime Consolidation and Transitional Justice, A comparative case study of Germany, Spain and Turkey. Cambridge University Press, 2018. P. 246. — примеры в конечном счете успешного «торга за правду».

Самые успешные из комиссий были в этом смысле наиболее конъюнктурными, выбирая определенный ракурс рассмотрения прошлого и жертвуя полнотой и глубиной анализа. Попытка выложить всю правду , определить ответственность всех сколько-нибудь виновных и помирить всех со всеми — задача абстрактная, которая не может ставиться в физической реальности, в которой силы, ресурсы, время, пределы компромисса всегда ограничены. Главная цель аргентинской комиссии состояла в том, чтобы убедительно рассказать широким слоям общества об имевших место преступлениях, по возможности сняв вопрос об их оправдании. Это имело двоякие последствия для ее доклада. Из отчета были исключены, во-первых, данные о политической принадлежности жертв, чтобы исключить политические спекуляции, призванные оправдать преступления; во-вторых, свидетельства об особо жестоких случаях, «чтобы это не помешало доверию к докладу». Предметом рассмотрения южноафриканской комиссии были «убийства, похищения и особо жестокое обращение», то есть далеко не все практики апартеида. Например, комиссия полностью исключила из рассмотрения принудительные переселения в бантустаны, которым подверглись миллионы людей, — из‐за невозможности в обозримые сроки проработать такой объем материала.

Таким образом, сознательное ограничение и упрощение задачи способствует достижению заявленной цели — примирения . Именно так примирение перестает быть абстрактной и необъятной категорией и обретает конкретность, сужаясь до снятия противоречий по вполне определенным темам. Среди достоинств книги Джеймса Гибсона «Преодолевая апартеид» конкретность определения рассматриваемых им категорий:

Пожалуй, «правда» — еще более ненадежное понятие, чем «примирение», особенно если учесть, что предположение о существовании «установленной», то есть официальной правды может (или должно) вызвать негодование у многих из нас. Но нравится это нам или нет, отчетливо заявленной целью TRC было формирование коллективной памяти южноафриканцев. Не просто хронологизирование того, кто, что и кому сделал, а авторитетное описание и анализ истории страны. Был ли апартеид преступлением против человечности? Был ли преступный характер апартеида связан с самодеятельностью нескольких неуправляемых индивидов или он был преступным по самой своей сути, на уровне идеологии и институтов? Именно на эти вопросы TRC дала недвусмысленные и, в пределах своей компетенции, определенные ответы. Моя задача — не оценить историческую точность этих утверждений, но определить, до какой степени обычные южноафриканцы признают правду именно в том виде, в каком TRC сделала ее достоянием публики — «коллективной памятью» южноафриканцев. Рассматривая гипотезу, что «правда ведет к примирению», я всякий раз имею в виду, что те южноафриканцы, кто признает правду в задокументированном TRC виде, оказываются примиренными в большей степени. В этом исследовании я понимаю под правдой правду TRC и ничего больше [454] Gibson J. Overcoming Apartheid: Can Truth Reconcile a Divided Nation? 2004. P. 7–8. (Также Politikon. P. 135.) .