Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

«Массы русского населения, – писал Власов, – особенно образованные слои, смотрят сейчас на эту войну как на немецкую захватническую, в результате которой завоеванная российская территория перейдет к Германии, Россия исчезнет как государство, а русский человек будет сведен к положению белого раба. Немецкая пропаганда опровергает эти утверждения, не имея при этом четкой программы… Одна лишь ненависть к большевизму больше не может мобилизовать русский народ. Население хочет знать, за что оно должно сражаться и проливать свою кровь – за какую новую Россию».

Повторяя в основном те же критические замечания, которые он высказывал в Могилеве в отношении принудительного труда, злоупотреблений местной администрации, произвольных арестов и террора (это совпадение придает дополнительную достоверность тексту Торвальда), Власов продолжал: «Все это привело к радикальным переменам в отношении населения к Германии. Поэтому необходимо изменить немецкую политику в отношении русского народа и дать ему веру в сотрудничество со всеми народами Европы».

Похоже, все – и немцы и русские – независимо друг от друга пришли к одинаковым выводам и аналогичным формулировкам политической борьбы и радикального изменения восточной политики. Никто не переставал задаваться вопросом, является ли ситуация вообще «обратимой» и могло ли даже самое великодушное и просвещенное поведение на Востоке убедить население в том, что немцы являются меньшим злом, чем Советы, или нивелировать патриотизм и ненависть, которые воодушевляли Красную армию. Возможно, в качестве поучения, а не подлинной оценки Власов добавлял, что нельзя рассчитывать на доверие Osttruppen к немцам; тем не менее «сегодня все еще возможно завоевать их доверие ради великой борьбы. Завтра будет слишком поздно».

В то время как движение Власова набирало популярность и поддержку в немецких кругах, конкуренты соперничали с пленным генералом за лидерство в российском движении перебежчиков. Некоторые русские реакционные эмигранты отказывались «признавать» Власова и его сподвижников, считая их продуктом и невольными пособниками коммунизма. Сепаратистские национальные комитеты, а также профашистские казачьи лидеры, такие как атаман Петр Краснов, выступали против права Власова представлять все народы Советского Союза. Демагоги и несостоявшиеся полководцы продвигали в оккупированных районах свои кандидатуры на руководящие посты. (Сюда включались попытки 2-й танковой армии протолкнуть Каминского, скандально известного русского нацистского «реформатора» и военачальника в брянских лесах, в комитет Власова, с тем чтобы сделать его более представительным – скоротечная попытка, которую поддержал даже сам Клюге.) Даже немецкие чиновники русского происхождения добивались поддержки своих частных политических «освободительных» движений. В частности, Карл Альбрехт (Доев), немец, уехавший в Россию в 1924 г. и сумевший стать заместителем народного комиссара лесного хозяйства, вернулся в Берлин в 1930-х, где присоединился к министерству пропаганды Геббельса. Руководя «черной» русскоязычной радиостанцией, Альбрехт весной 1943 г. обратился за поддержкой к Лиге борьбы за социальную справедливость, программа которой призывала к спасению России от евреев и большевиков и к почетному миру. Если и должен был быть российский лидер, говорил Альбрехт друзьям, то сам он когда-то занимал более высокую должность, чем Власов. После войны Альбрехт стремился представить свою позицию и роль в военное время в совершенно ином свете. Однако и его показания в защиту Бергера, и его «мемуары» следует считать абсолютно недостоверными.

Между тем рост движения Власова позволил усилить армейскую пропагандистскую кампанию. Самому Власову предоставили штаб-квартиру (или, точнее, поместили под домашний арест) в шикарном пригороде Берлина; в Дабендорфе создали тренировочный лагерь для пропагандистов РОА; русскоязычные газеты – «Заря» для гражданских лиц и «Доброволец» для РОА – были реорганизованы и расширены; в середине марта немецкая пресса впервые опубликовала обращение Власова – событие, которое вызвало значительный резонанс за рубежом; и в апреле 1943 г. в Брест-Литовске (Бресте) состоялось совещание бывших – а ныне военнопленных – офицеров и солдат Красной армии при участии ведущих сотрудников Власова.

В целом немцы, казалось, были довольны успехом этой деятельности. В то время как большинство военнопленных оставались враждебными, недоверчивыми или пассивными, к батальонам присоединились тысячи, которые шли под обобщенным названием РОА; еще больше людей на Востоке поддалось харизме Власова и стало задаваться вопросом, действительно ли фундаментальный разворот в немецкой тактике находится не за горами. Воодушевленная успехом первой поездки Власова, пропаганда вермахта организовала новую серию выступлений и обращений, на этот раз отправив его на север, в Ригу, Псков и Гатчину. Там его приняли столь же благоприятно. Как записано в дневнике экономической инспекции в Пскове – ни в коей мере не симпатизировавшего Власову ведомства, «Власов – великолепный оратор и производит впечатление честного и очень умного человека, уверенного в своих целях. Он говорил о своей карьере, о своем отношении к большевизму и Сталину, о своих впечатлениях о Германии, о необходимости сотрудничества. В 1812–1813 гг. русские помогли немцам освободиться; теперь немцы отплатили бы, вернув этот долг, позволив русским построить свой новый дом. Только самоотверженным трудом новая Россия может занять свое место в Новой Европе, одинаково далекой от большевизма и капитализма, и обеспечить себе новое, безопасное, счастливое существование. Русские с величайшим вниманием слушали Власова и бурными аплодисментами демонстрировали свое одобрение… Появление Власова, как он сам в шутку заметил, развеяло все слухи о том, что он умер или вовсе никогда не существовал. Совершенно излишне и нецелесообразно, – добавлял немецкий протоколист, – беспокоиться, не запаздывает ли это предприятие [т. е. Власова], каковы его перспективы и имеет ли Власов искренние намерения».

В то же время покровители Власова также казались довольными усилиями, направленными на советскую сторону линии фронта. Даже Геббельс прокомментировал это: «Из ряда заявлений большевистских пленных я понимаю, что обращение генерала Власова все-таки вызвало некоторую дискуссию в советской [Красной] армии. Его обращение будет еще эффективнее, если мы более энергично его поддержим…»

А генерал Хельмих, который номинально «командовал» всеми Osttruppen, писал: «Попытки использовать русских для обращения к русским имели убедительный успех. Например, использование брошюр, подписанных Русским комитетом генерала Власова и создающих впечатление русской группы, сотрудничающей с Германией, дало желаемый эффект. По сообщениям военнопленных и приказам, которые нам удалось услышать, советское правительство запретило разговоры на тему Русской освободительной армии и обязало органы безопасности обращать особое внимание на брошюры Власова».