Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

Тем не менее небольшая группа активистов СС, таких как Бухардт и Крюгер, упорствовали в своих усилиях. Они утверждали, что Власов уже сомневается в искренности Германии; что иностранные державы заинтересованы в этом деле и что если СС не начнет новую операцию, то это сделает Розенберг – и в этом процессе «потопит» Власова среди дюжины представителей советских меньшинств. Шелленберг передал меморандумы Радецкого Гиммлеру – по-видимому, не связывая себя обязательствами, но желая держать руку на пульсе событий. Наконец, 9 сентября 1944 г. Власову было поручено через неделю доложиться Гиммлеру. «Секретное оружие» следовало наконец-то опробовать.

Несмотря на собственные оговорки – те же самые, которые заставили его наложить вето на власовскую операцию под руководством армии в 1943 г., – Гитлер одобрил новые планы СС, правда, только в их самой общей форме. И действительно, некоторые из последующих проблем могли возникнуть вследствие неуверенности Гиммлера, Бормана и Розенберга в том, как фюрер относился ко всему делу. То, что взгляды Гитлера в своей основе не изменились, ясно из протокола совещания, состоявшегося несколько месяцев спустя после того, как была официально начата последняя «власовская операция». После разбора немецких неудач обсуждение продолжилось:

« Геринг: Они (люди Власова) не должны были носить немецкую форму…

Гитлер: Я был против того, чтобы одевать их в нашу форму. А кто был за? Наша дражайшая армия, у которой были какие-то свои идеи.

Геринг: И теперь они ее носят.

Гитлер: Что ж, я не могу заставить их сменить форму прямо сейчас, у нас нет другой… она (армия) одевает в немецкую форму любого бродягу».

Тот факт, что во всех остальных аспектах Гитлер решил не вмешиваться в дело Власова, можно рассматривать как свидетельство его мнения о том, будто оно не заслуживало особого внимания. Он не рассматривал возможность сделать Власова «союзником», но по сути поддержал аргумент, который д’Алкен представил Гиммлеру: «Мы находимся в ситуации, когда на кон поставлены победа или поражение. Последствия будут интересовать нас только позже».

В этом отношении, вне зависимости от тактической гибкости Гиммлера, его собственные взгляды практически не изменились. По иронии судьбы, письмо, которое он продиктовал и подкорректировал в середине июля, было отправлено Кальтенбруннеру 21 июля – на следующий день после заговора, когда должна была состояться встреча с Власовым. Оно стало гротескным памятником невменяемости Гиммлера, нелепой и неестественной в условиях неопределенности, наступившей в результате заговора и отступления немецких войск.

«Перед немецким Ostzvall – «Восточным валом», который мы когда-нибудь построим, следует возвести на Востоке Ost-wehrgrenze – оборонительный рубеж из новых казаков, по образцу австро-венгерской «военной границы» и русской модели казачьих и солдатских поселений».

Только в этих пограничных поселениях в качестве пограничных войск Германии должны служить русские и украинцы, получая взамен свои собственные хозяйства. Вся земля к западу от этой линии будет отведена под немецкие поселения с некоторым количеством местных крестьян, которые будут здесь работать – под немецким управлением – в кооперативных хозяйствах. Гиммлер осознавал, что жителям Востока нужна некая общая система ценностей, но распространение среди них нацизма было бы безумием, а возрождать православие или насаждать на Востоке католицизм опасно. Он считал, что решение заключается в распространении тех религиозных сект, которые проповедуют ненасилие. Так, он распространил бы «среди всех тюркских народов» – то есть среди мусульман! – буддизм. Среди славян-христиан способствовал бы учению свидетелей Иеговы (Bibelforscher), членов которого в Германии заключали в нацистские концлагеря. Здесь же они вполне подошли бы, поскольку, по его мнению, являлись пацифистами, «антикатолическими» сельскими тружениками, которые не пили и не курили. Поэтому в июле 1944 г. Гиммлер настоял, чтобы Кальтенбруннер начал отсев заключенных из немецких концлагерей с целью обнаружения подходящих «богословов»!

Другим единственным современным выражением взглядов Гиммлера стало его пространное выступление перед высшим руководством партии и СС на совещании 3 августа 1944 г., на котором были подведены итоги государственного переворота 20 июля. Теперь он пытался убедить своих слушателей (и, возможно, самого себя), что Германия снова продвинется на «многие тысячи километров» вглубь Русской земли. Целью было и остается немецкое завоевание Востока вплоть до Урала, где на страже будут стоять войска и военно-воздушные силы, дабы обеспечить немецкому народу беззаботное будущее на века вперед. Именно в таком настроении Гиммлер согласился на встречу с Власовым.

Поскольку официальная стенограмма совещания Власова с Гиммлером от 16 сентября отсутствует, эта странная встреча стала субъектом ряда противоречивых сообщений. В течение нескольких часов двое мужчин беседовали в присутствии Бергера, д’Алкена, Крегера, штандартенфюрера Элиха из 3-го управления (внутренняя СД) и полковника Сахарова, русского эмигранта из окружения Власова. Во всем остальном свидетельства более противоречивы. Отчет, разосланный Борманом в свои партийные органы, вполне естественно минимизировал результаты встречи – в соответствии с его оппозицией всему предприятию. Борман заявил, что по приглашению рейхсфюрера Гиммлер и Власов встретились в полевой ставке первого и пришли к соглашению по трем пунктам:

1) обращение к «остарбайтерам» в Германии и их использование – Ausrichtung, в борьбе с большевизмом;

2) дополнительно к этому – аналогичное антибольшевистское использование русских Hiwis («хиви»);

3) дальнейшие меры, полезные для Германии в борьбе против большевистской России.

Неопределенность последнего пункта и неспособность изложить политические аспекты соглашения была более характерна для Бормана, чем для самой встречи.

Другой фрагмент документальных свидетельств – это неподписанный меморандум из архивов Бергера, составленный, по-видимому, в последовавшие сразу после совещания дни. Это был проект формального соглашения между правительством Германии, представленным Гиммлером и Розенбергом, и Власовым со стороны Русского освободительного движения. Он предусматривал следующее:

1) после свержения большевизма Россия становится свободным и независимым государством. Российский народ сам принимает решение о форме своего государственного правления – Staatsform;

2) основа для государственной территории формируется границами РСФСР на 1939 г. Изменения являются субъектом особых соглашений;