Майя Пешкова - Непрошедшее время

Очень ценим те музеи, где очень хранят и помнят эту память. Вот Омский музей сделал этот «Наш Эрмитаж». Потом Владивосток и Хабаровск тоже сделали совместную выставку тоже вещей, которые пришли из Эрмитажа. Я помню, там много лет в Ростове мы были, там тоже сделали к нашему приезду, была эрмитажная выставка. Там тоже показывали вещи из Эрмитажа. В общем, это такой важный сюжет связи, хотя этого не надо было делать, но раз сделалось, то надо из этого извлекать максимальную пользу для межмузейных связей. Вот, кстати, в Свердловске, в Екатеринбурге есть картины Эрмитажа, они были переданы после войны в знак благодарности, потому что Эрмитаж в Свердловске в Ипатьевском доме пережидал войну. Я говорил, что мы глобальный музей и у нас глобальный подход к музейному делу. Но глобальный музей — это значит, что за пределами Петербурга мы должны функционировать разнообразно и делать выставки, и читать лекции, и создавать свои по-простому выставочные залы, по-большому, выставочные центры. И мы такие центры создаем. Они называются спутники. Они могут быть в разных местах, в разных концах мира. Они могут быть существовать, как спутник, очень долго, определенное количество времени, могут перемешаться с орбиты на орбиту. Это часть политики Эрмитажа. Мы начали это вместе немножко с музеем Гуггенхайма, все остальные последовали за нами, вот это Лувр в Абу-Даби, это уже по нашим стопам, мы создали «Эрмитаж-Гуггенхайм» в Лас-Вегасе. Он там проработал, сколько мы договаривались, и потом он свою функцию выполнил, мы просветили Лас-Вегас. Потом у нас был «Эрмитаж-Лондон». Это тоже 7 лет. Там стало сложнее, ухудшились политические отношения, и собирание денег было сложно. У нас принцип такой, все эти центры эрмитажные финансируется тем, где центр находится, не Эрмитажем. У нас нет таких денег и централизованно эти вещи должны пробуждать инициативу внутри, в том числе и инициативу властей на то, чтобы найти на это деньги. И вот у нас есть центр в Выборге. У нас есть блестящий центр в Казани. И мы запланировали сейчас, возможно, делать будет центр в Омске, будет центр в Екатеринбурге, будет центр во Владивостоке. Это очень тяжелая штучная работа. Нельзя просто расписаться и давай повезли что-то, нужно не просто найти здание. Нужно создать специальные выставочные помещения и пространства, которые годятся для такого музея, как Эрмитаж, которое аналогично тому, что ты можешь получить в Амстердаме, где наш самый главный на сегодняшней день спутник большой. Это большое здание с множеством всяких разных программ и выставками. И мы делаем такое и в Барселоне. И есть у нас центр и в Италии. И вот Омск, Владивосток, Екатеринбург. Значит, нужны помещения. Сейчас найдены. И есть архитектурные проекты, вот они обсуждались последнее время, в Омске уже, по-моему, объявлен тендер на строительство. А потом следующий этап — нужно разработать программу, нужно сделать так, чтобы этот период пока, строиться, было какое-то состояние присутствия Эрмитажа. Вот мы обсуждали, к нам приезжали на днях коллеги из Екатеринбурга, что будет в промежутке. Конференция, в Омске будет мастер-класс реставраторов, будет вечер, посвященный блокаде, на который соберутся омские блокадники. Там есть общество уже друзей омского музея, туда в Омск поедет с программой Александр Николаевич Сокуров, согласился показать там свой супер новый фильм, частично выступит там. Вот это важно, чтоб эта жизнь была. И Эрмитаж — это не просто вещи, не просто картины, это целый образ жизни, который мы и хотим внести и показать. И часть этого образа жизни, в частности когда мы приезжаем в город, нужно чтобы это приняли, чтобы там была правильная ниша, потому что не в каждом городе нужно создавать музей такой, как с именем Эрмитаж, потому что есть свои музеи, которым тоже нужно, чтоб давали деньги, которые должны сами существовать и которые существуют как часть этого общества. Ни в коем случае нельзя чему-то здесь помешать. И надо сказать, что когда мы создавали Эрмитаж в Амстердаме, то два года мы с директором эрмитажного Амстердама, мы встречались с музейщиками. Мы проводили пресс-конференции. Мы объясняли и рассказывали, как это будет хорошо для всех. И тогда я пообещал не привозить им Рембрандтов, потому что у них Рембрандтов не то, что много, но есть Рембрандты, как бы их монополия. И действительно, когда мы открыли Эрмитаж в Амстердаме, в газете было платное объявление, приветствие «Эрмитажу-Амстердам» с открытием Рикс музей, музей Штедлик и городской исторический музей. Нигде в мире такого невозможно, чтобы коллеги музейщики… Мы все друзья, мы все одна семья, но это ж много всяких бывает сложностей в отношениях, чтобы вот так вот поздравили появившийся новый музей-конкурент. Я у всех спрашивал в Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке: «Могло?» Говорят: «Нет, ну, один кто-нибудь, но так нет». Так вот мы очень тщательно работаем над тем, как это работает с музеями. Значит, он будет примыкать к одному из существующих музеев во всех этих местах. Вот в Омске это будет с картинной галереей Омска, но, так сказать, отдельное лицо юридическое, ну, по омским законам будет жить. И уже вот сейчас, через эти подготовительные программы, мы будем готовить то, что мы будем делать вместе. Это все время должны быть такие совместные мероприятия, которые одновременно это будет Эрмитаж, это вот как я сказал, эрмитажный образ жизни, но он будет создан так, чтобы это соответствовало всем потребностям жителей Омска и омских музеев, чтобы это нигде не навредило, это на самом деле очень трудно сделать.

М. ПЕШКОВА: Директор Эрмитажа М. Пиотровский на «Эхе Москвы» в цикле Майи Пешковой «Эрмитаж. Непрошедшее время».

М. ПЕШКОВА:«Я вернулся в мой город, знакомый до слез», — твержу строки Мандельштама, пересекая Дворцовую площадь, спеша в дирекцию Эрмитажа на встречу с Михаилом Борисовичем Пиотровским, генеральным директором главного, самого крупного музея страны, чтобы задать вопрос о том, чем нынче живут почитатели истории. Позвольте вас сначала спросить о войне 1812 года и Эрмитаже. Что вы будете делать? Я так понимаю, что в последние несколько лет вы активно думаете в этом направлении, сотрудники Эрмитажа?

М. ПИОТРОВСКИЙ:Ну, думать особенно не нужно, потому что Эрмитаж сам по себе является крупнейшим памятником войны 1812 года, причем здесь есть некая эволюция. Но прежде чем говорить об эволюции, мы стараемся, конечно, сделать так, чтобы это было по-эрмитажному, не так, как у других. Потому что теперь все кому не лень, в том числе ваша радиостанция этим занимается. Но заниматься Эрмитажем — это, прежде всего, с учетом того, что весь комплекс музея Зимнего дворца является памятником, все упирается в Зимний дворец. Зимний дворец — это место церемоний. И мы начали свою деятельность музейную, посвященную этому, специальной церемонией в Георгиевском зале, посвященную Клястицам. И вот тут я бы сразу сравнил, как делают другие. Я посмотрел, что радиостанция «Эхо Москвы» в журнале «Дилетант» публикует про Клястицы. Там собрано информбюро, значит, состоялось такое сражение, какое-то небольшое сражение, потом другое, потом русские войска плохо воевали около села Якубово. В общем, нормальные сводки. Тогда, как в Эрмитаже, сражение при Клястицах — это вещь, которая решила судьбу Петербурга. Это сражение, которое было немножко забыто, в день сражения, так сказать, победный, мы вынесли картину Гесса в Георгиевский зал «Сражение под Клястицами», мы вынесли знамена полка, которые сражались под Клястицами, и была рота почетного караула. То есть, это была целая церемония, после которой картина перекочевала в Гербовый зал. Так, в каждый день сражений у нас есть 10 картин Гесса, посвященных разным сражениям войны. В каждый день сражений мы будем эти картины выносить в Гербовый зал. Вот это эрмитажный подход. Поскольку Эрмитаж является не просто музеем, он универсальный музей, в том числе, и военный музей. И увековечивание войны 1812 года, разумеется, сам Зимний дворец, все его помещения, в свое время, когда Зимний дворец был просто Зимним дворцом, а Эрмитаж отдельно, он был таким памятником военной славы России. Знаете Фельдмаршальский зал, который сейчас практически бессодержательно восстановлен. Малый тронный зал — это победы Петра. Гербовый зал — это 17 век, это события 1612 года. Другой — это Военная галерея с портретами генералов, и это наш главный памятник, причем у него очень особая история, и о ней будем много еще говорить, и вот эти годы, потому что многое, что происходило, что поменялось, и сейчас еще. Это постоянно объект, который можно исследовать, исследовать, и исследовать. В частности, потому что там после пожаров перепутались имена, нужно восстанавливать разные детали и сами перемещения галереи, кто попадал, кто выпадал. В 1920 году была замечательная выставка, на которой был портрет фотографический Сергея Волконского в Сибири. Так вот, военная галерея, потом из неё Александровский зал, вообще памяти Александра и памяти войны, там медальоны, изображающие сражение, а из окна — Дворцовая площадь, где посередине стоит главный памятник — Александровская колонна. Лишний раз скажу, что это не Александровский столб. Александровский столб — это совсем другое имеется в виду у Пушкина. И Триумфальная арка, что вся площадь перед Зимним дворцом была памятником войны 1812 года. Когда Зимний дворец был Зимним дворцом, а музей музеем. Потом дворец стал частью музея, и тема 1812 года тогда была важнейшей темой научного Эрмитажа. Военные победы, слава, военная история России − все это всегда пользовалось большим вниманием и очень хорошо делалось. Вот, когда мы сейчас размышляли, что мы издадим к 2012 году, оказалось, на самом деле, что ничего писать особенно не надо. Если переиздать книги Глинки и, книгу про войну, «Эрмитаж и война 1812 года» Глинки и Помарнацкого, но только с небольшими добавлениями. Все, ничего больше не надо, написано все прекрасно. Это, кстати, блестящий образец того, как в Советское время и на военные темы писали, так, что это можно спокойно читать, писать и переиздавать сейчас. Это образец эрмитажной науки, на самом деле. Так вот, делались многочисленные выставки. Я помню с детства итальянские походы Суворова, громадная выставка в Гербовом зале, потом другие, связанные с 1812 годом, многочисленные. Такое музейное освоение русской культуры, освоение военной истории, в части, русской культуры. Потом следующий этап, уже музей Эрмитаж получает Восточное крыло Главного штаба, Арку Главного штаба, теперь она опять часть Эрмитажа. И совсем недавно Александровская колонна тоже стала экспонатом Эрмитажа. И все опять замкнулось, теперь Эрмитаж действительно является и военным памятником 1812 года, соответственно, на нас и ответственность другая, и многое другое. Следующий этап, тоже в недрах Эрмитажа возникла идея создания Музея гвардии, и мы его начали создавать. Мы хотели его отметить, как 1812 год, именно рассказом о создании Музея гвардии, потому что 1812 год — это, конечно, история борьбы русского народа с французскими захватчиками. Это история русской гвардии, которая в значительной мере обеспечила эту победу, которая очень жертвенно вела себя, в общем, блестяще себя показала в Париже и в Европе. К сожалению, Музей гвардии пока не удалось создать в том виде, в каком мы его хотели, потому что Министерство обороны не хочет создавать Музей гвардии, а чтобы его создать полноценно, нужно здание, которое стоит на Дворцовой площади и которое занимает тыловые кабинеты армейские. Ну, мы пока этим занимаемся, и я думаю, что Музей гвардии все-таки будет создан, тем более что все громадные коллекции, мы получаем большие коллекции сейчас из-за рубежа, и мы их все время выставляем. Вот, это то, как мы церемониально все это воспринимаем и показываем. У нас большая выставка, посвященная войне 1812 года, откроется в декабре. Она откроется 25 декабря в день изгнания неприятеля с пределов отечества. Это очень важная дата, важный национальный праздник, который мы стараемся таким образом возродить. А сама выставка начнется в декабре и продлится дальше. Этим мы напоминаем, что 12 годом ничего не кончилось, а кончилось вступлением наших войск в Париж. И последняя картина будет выставлена, когда в 14 году мы будем отмечать вступление русских в Париж. Это то, как в принципе, мы собираемся отмечать.