Саша Сулим - Безлюдное место. Как ловят маньяков в России

Теперь Попков стал выезжать на места преступления почти ежедневно — и каждый раз рассказывал о новом убийстве. Уже тогда он любил играть с оперативниками и запутывать их — например, проверяя следствие, иногда выдумывал новые эпизоды, которых в реальности никогда не было. «Мы говорили ему: „Михаил Викторович, ну зачем вы это написали?“ — вспоминает Дубынин. — А он нам в ответ улыбался».

Романову запомнилось, как убийца отзывался о своих жертвах: «Он говорил о них с ненавистью, презрением и злостью, говорил, что его жертвы — женщины легкого поведения, сами виноваты в случившемся, что женщины не должны пьяные шляться ночью по городу и искать приключения, что нормальная баба в машину к незнакомому мужику ночью не сядет». Не жалко Попкову было даже детей жертв: «Какая же она мать, если она болтается по ночам?» Сокамерник вообще не наблюдал в нем никакого раскаяния — сожалел Попков лишь о том, что ничего не знал о генетической экспертизе, благодаря которой его смогли вычислить. Разговаривая впоследствии с оперативниками, Романов отзывался о Попкове без всякой симпатии: «По своей натуре он очень мелочный, жадный и алчный человек, считающий себя умнее и выше других. Он очень хитрый и изворотливый, но трусливый. Он много читал и рассуждал о том, как можно опровергнуть выводы экспертов».

Предложение о заключении досудебного соглашения в итоге было отозвано — отказала прокуратура. Несколько дней после этого Попков выглядел очень расстроенным, но потом взял себя в руки и сказал, что все равно вряд ли получит пожизненный срок, так как в большинстве своих преступлений он сознался сам. Романов не раз отмечал, что в этом смысле убийца вел себя странно: с одной стороны, он писал явки с повинной и показывал места преступлений, а с другой — часто повторял, что, кроме его показаний, у следствия больше ничего нет, и планировал тянуть время на всех стадиях следствия — опять же чтобы сроки давности по нескольким преступлениям истекли и шансы на пожизненный приговор стали меньше.

В октябре 2012 года Попкова специальным конвоем на самолете этапировали в Москву — для проведения комплексной судебной сексолого-психолого-психиатрической экспертизы в Институте имени Сербского. Накануне поездки убийца нервничал — боялся, что в Москве его признают больным или невменяемым. «Он считал себя полностью здоровым человеком и боялся, что его заколют препаратами, — объяснял потом Романов. — А он надеялся отсидеть на общих основаниях и еще выйти на свободу». Попкова признали вменяемым. Шансов избежать максимально строгого приговора, казалось, становилось все меньше.

Назад обвиняемого доставляли поездом, через Челябинск, поэтому в СИЗО № 1 Иркутска он вернулся только в середине декабря. И только тогда узнал, что в его деле меняется следователь.

В июле 2012-го — через месяц после задержания Попкова — глава «маньячной группы» следователь Василий Доморадов сильно изменился. «Изначально мы договорились с ним, что дадим Попкову чистый лист бумаги, на котором он будет отмечать места своих преступлений, а мы будем их проверять и доказывать его вину», — рассказывает Артем Дубынин. Смысл этой затеи был в том, чтобы преступник, который до конца не знает, что известно следствию, мог случайно проговориться о новых убийствах.

Вместо этого Доморадов зачем-то показал обвиняемому карту с нанесенными на нее точками обнаружения трупов. «После нескольких таких допросов Попков сознался в 11 эпизодах и наотрез отказался от убийств, в которых признался ранее, — утверждает Дубынин. — Постепенно все стало сводиться к тому, что на Попкове осталось всего три преступления — и те с вышедшими сроками давности. Если бы все и дальше так шло, он получил бы всего 20 лет». Параллельно с подачи следователя маньяк стал обжаловать то, как были изъяты и как хранились вещественные доказательства, в частности образцы спермы с тел жертв, — намекая, что генетический материал мог попасть в дело гораздо позже, чем было совершено преступление.

В тот же период, по словам оперативников, Попков в письмах стал подбадривать жену: писал ей, что жизнь у него «как игра в шахматы», и обещал, что обязательно выиграет эту партию.

Дубынин считает, что все это Попкову подсказывал следователь, а не адвокат. Защищать Попкова его семья поначалу наняла Галину Овчинникову — одного из самых известных ангарских адвокатов. Оплачивать ее услуги собирались, продав семейный гараж, но покупатели никак не находились, и в итоге Овчинникова от клиента отказалась, передав Попкова своей помощницей Елене Масловой. Та вошла в процесс как адвокат по назначению, то есть ее услуги оплачивало государство. По словам Дубынина, ни Овчинникова, ни Маслова никакой видимой помощи Попкову не оказывали ни во время следственных действий, ни во время суда.

«[Это Доморадов] научил Попкова, что нужно говорить, чтобы объяснить, откуда на вещдоках взялась его сперма, советовал ставить под сомнения условия их хранения и транспортировки, — утверждает Артем. — С одной стороны, бред, с другой, в суде это могло сработать».

Не меньше оперативных сотрудников настораживало, как Доморадов общается с женой и дочерью обвиняемого — с какого-то момента близкие убийцы стали едва ли не ежедневно приезжать на следственные действия и практически беспрепятственно с ним общаться. В присутствии конвоя Елена Попкова могла позволить себе залезть на стол следователя и перешучиваться с ним. Артем Дубынин начал подозревать, что отношения Доморадова и Попковой — более чем дружеские.

Спустя еще какое-то время сотрудники группы заметили, что Доморадов перестал просить подвезти его до гостиницы, в которой его поселили в Ангарске. Тот объяснил, что ночует в отделе, чтобы сэкономить командировочные. Однако, когда Дубынин позвонил на пульт охраны (здание каждую ночь сдавали на сигнализацию), там ему сказали, что в последнее время ночью ее никто не отключал. «Зато каждое утро он разыгрывал передо мной спектакль. Я приезжал на работу раньше всех, а Доморадов ходил чистил зубы, брился, принимал душ, — вспоминает оперуполномоченный. — А потом я услышал, как Попкова вскользь сказала Доморадову: „Я на ужин курицу приготовлю“».

Однажды вечером Артем Дубынин и Виктор Маслаков проезжали мимо дома Попковых и увидели в окнах свет, хотя Елена, которая после ареста мужа жила одна (у дочери Попковых Екатерины была отдельная квартира), должна была быть в это время на работе — выходить в ночную смену транспортным диспетчером. Дубынин решил проверить, все ли у Попковой в порядке: «Я же не знал, может, у нее какие-то проблемы, может, в этот момент, ей кто-то ножом угрожал?» Он позвонил женщине — и та сказала, что находится на службе. «А кто тогда у вас в квартире?» — спросил Дубынин. В ответ Попкова, по словам оперативника, стала агрессивно разговаривать и попросила больше ей не звонить.