Саша Сулим - Безлюдное место. Как ловят маньяков в России

Пока дочь училась в школе и училище, Надежда Хмелева работала то на нефтекомбинате, то в торговле, а потом устроилась в столовую — в кулинарное Вера поступила отчасти по стопам матери, хотя до того мечтала быть воспитательницей в детском саду. «Прежде чем сварить вермишель, она ее жарила, — рассказывает Хмелева о любимом блюде дочери. — Я с нее хохотала, а она говорила, что макароны нужно сначала обжарить, чтобы они не распадались». Еще Вера любила делать прически всем желающим — благодаря чему ее мама каждый день ходила на работу с новой укладкой. «Бывает, придешь домой в 12 часов ночи, а она Стасика стрижет, — вспоминает Хмелева. — Спрошу у нее: „А что это у нас Стасик так поздно дома делает?“ А она мне: „Ну, мама, пока тети Наташи дома нет, я его подстригу!“»

Соседка Лена — та самая, что просила друзей вести себя потише, — вспоминает, что Вера «постоянно смеялась» (во дворе ее еще называли «зажигалкой») и нянчилась с маленьким сыном Лены, будто старшая сестра: забирала из детского сада, учила с ним таблицу умножения. «Бросит ему мяч и говорит: „Дважды два?“ А он должен его поймать и сказать — „Четыре“, и так пока все не выучит, — рассказывает Елена. — Она же еще совсем ребенком была — обеспеченным, нормальным ребенком. Надя Вере ни в чем не отказывала: она ходила в кожаных куртках, у нее было что поесть, где спать». Другие знакомые девушки говорили о ней по-разному: одни называли Веру «спокойным, уравновешенным и общительным человеком», другие — «гулящей» и «ведущей паразитический образ жизни».

Тогда, в августе 1998-го, около полуночи у друзей закончилось спиртное, и Вера вместе с одним из парней решили сходить в ларек, расположенный неподалеку, — купить еще. Там они ненадолго потеряли друг друга из виду, а когда знакомый Рыбаковой уже расплатился и собирался идти обратно, то увидел, как она садится в какой-то автомобиль и уезжает. Вернувшись, он рассказал об этом остальным — те подумали, что девушка просто встретила знакомого.

Вера и правда знала водителя: он жил с семьей в соседнем доме, и она регулярно встречала их во дворе. Перед тем, как девушка села к нему в машину, мужчина предложил ей выпить, и она согласилась. Спустя 15 лет убийца скажет, что Рыбакова часто злоупотребляла спиртным и наркотиками (двоюродный брат Веры тоже упоминал об этом, уточняя, впрочем, что девушка прошла курс реабилитации), вступала в «беспорядочные половые связи», из-за чего он считал ее «безнравственной и аморальной», и поэтому решил убить — в том числе в назидание другим женщинам.

После того, как они заехали в ночной киоск за алкоголем, водитель повез Веру в лесной массив за кладбищем «Березовая роща». Там он вытащил ее из машины и стал бить топором по голове, телу и рукам.

Девушка умерла той же ночью от многочисленных рубленых ран головы, повреждений черепа и мозга. Ее руки и кисти тоже были в глубоких рубленых ранах. Некоторые пальцы висели на лоскутках кожи — видимо, она пыталась закрыться от ударов руками. Тело нашли на следующий день случайные прохожие. Вера лежала лицом вниз на дорожке, которая шла вдоль бетонного забора у кладбища: черные брюки расстегнуты, на порванной белой кофте-сеточке, задранной вверх, — бурые пятна крови.

«Вот зачем ему надо было рубить ее? Ну, что он, не мог по-другому, что ли, как-то? — говорит мать Веры. — Мне сказали потом, что он не стал ее насиловать, потому что у нее ноги были грязные».

Другие подробности исчезновения дочери Хмелева 20 лет спустя, по ее словам, помнит плохо. В материалах уголовного дела говорится, что она в день убийства отбывала наказание в исправительном учреждении. Сейчас Надежда об этом не упоминает — но вспоминает разговор с другом дочери, который ходил вместе с ней в ларек: тот, узнав, что Вера так и не пришла домой, якобы попросил передать ей, что он обиделся, и ушел домой. «Она же большая уже была, не маленький ребенок, — объясняет женщина, почему не хватилась дочери. — Думала, может, она у друзей где-нибудь или к моим брату или сестре уехала. Что с ней случилось, мы поняли, когда уже по телевизору показали — на третий день».

«После смерти Веры ее друзья часто окликали меня в городе, кричали мне: „Вера! Вера“. Я спрашивала: „Что, так похожа?“ — „Ну, сзади да“, — продолжает Хмелева. — Сначала они мне о ней напоминали, потом напоминали, когда в прокуратуру вызывали — там меня до невроза доводили. Сейчас вы пришли, и, как только ее имя назвали, у меня сразу же лихорадка началась — и это несмотря на то, что столько лет уже прошло».

Кроме матери и соседки о Вере постоянно вспоминает еще один человек. Надежда называет его не по имени, а «Веркиным женихом». Он уже много лет живет и работает в Америке, но почти на каждый родительский день присылает Хмелевой розы — чтобы она отнесла их на могилу дочери.

К моменту убийства Веры Рыбаковой власти Ангарска уже начали понимать, что женщин в городе убивают систематически. В 1998 году прокурор Иркутской области Анатолий Мерзляков поручил отправить в Ангарск следователя транспортной прокуратуры Николая Китаева — «оказывать консультативно-методическую помощь» в расследовании убийств женщин на сексуальной почве. Выбор был неслучайным — Китаев к тому времени уже был известен как один из главных в России специалистов по серийным убийцам. Он стал первым, кто изучил более десятка убийств женщин и объединил их в одно производство — позже оно станет известно как дело ангарского маньяка.

У Китаева несколько высших образований: юридическое, психологическое и журналистское; он также прошел полный курс оперативно-разыскной деятельности, а еще — защитил кандидатскую диссертацию «Вопросы теории и практики изобличения лиц, совершивших умышленное убийство» и написал сотни статей по криминалистике. «Теоретиком я себя не считаю, — говорит семидесятилетний следователь, давно уже вышедший на пенсию. — Я скорее практик с ученой степенью».

Китаев мечтал расследовать преступления с детства — и даже в какой-то момент предпочел эту работу карьере, отказавшись стать прокурором Иркутской области. Расследования стали существом его жизни. «Бывало, собираемся с женой и детьми в кино. Звонят с работы: труп и, кроме меня, ехать некому, — рассказывает он. — Семья с тоской в глазах идет на фильм, а я сажусь в воронок и еду на место преступления».

Одним из самых громких дел Китаева стало расследование преступлений «иркутского монстра» Василия Кулика. Младший ребенок в интеллигентной семье профессора-энтомолога и директора школы, родившийся недоношенным и много болевший в первый год жизни, Кулик еще подростком начал проявлять агрессию — мучал и вешал кошек, однажды, разозлившись, чуть не зарезал сестру. Родители, которые боялись, что ребенок умрет во младенчестве, многое прощали мальчику; смерть отца он потом тяжело переживал — и даже пытался покончить с собой, выпив флакон корвалола. В юности Кулик стал чемпионом Иркутска по боксу, но, получив травму, со спортом завязал. Первый секс у юноши был еще в школе — по его словам, девушка потом его предала, после чего Кулик в женщинах разочаровался. Вскоре он поступил в Иркутский мединститут, устроился врачом на станцию скорой помощи, женился и стал отцом — что, впрочем, не мешало ему постоянно заводить любовниц.