Уильям Гибсон - Я больше не верю курсиву [litres]

Возможно, эти люди сформируют целую субкультуру, ведь строить цифровой мир с нуля для многих окажется слишком сложно. Быть может, они будут предлагать что-то вроде шаблонов: американский городишко, супермаркет, погоня на автомобиле – а покупатели-энтузиасты уже смогут настраивать их для своих нужд. Кое-кто наверняка поймет ценность своих цифровых декораций, которые можно сдавать в аренду, а потом редактировать, накладывать друг на друга, копировать и вставлять.

Тут я почесал в затылке: ведь у нынешнего Голливуда та же модель – «индустрия» в глобальной Сети.

Кубрик-самоучка что-то бормочет, вытирает потные руки о грязные штаны и идет обратно в гараж. Не за этим он шел. Он – Автор.

Вернувшись в гостиницу, мы смотрим «Двадцать свиданий» Майлса Берковитца.

«Смотри, мы же тут покупали зубы как у Остина Пауэрса!» – радостно замечает Клэр.

Фильм снимали в этом самом районе, так что мы испытываем легкое дежавю. Получается этакое «синема верите» наоборот. На экране мелькают знакомые окрестности, навевая приятное ощущение нереальности.

Бюджет «Двадцати свиданий» – около шестидесяти пяти тысяч долларов. Фильм снят как будто скрытой камерой, а картинка сильнее всего напоминает телевизионную, но при этом она как-то аутентичнее. На наших глазах режиссер в поисках настоящей любви встречается с двадцатью разными женщинами. Любовь он все же находит (во всяком случае, по его словам), так что история сильно напоминает голливудскую, чего создатели старались избежать. И все же Майлс снял кино, у него есть зрители, и цифровая технология получает еще очко.

Кубрик-самоучка, наверное, делал такое в пятом классе, когда на уроке задали снять фильм о своем районе, о его жителях или о девчонках. Сделал, скрежеща зубами. Он-то точно знал, к чему стремится. Захватывающий сюжет, первоклассные декорации, незабываемые персонажи – плоды его воображения должны обрести пиксельную плоть. Он мечтал скрыться в творческом полумраке гаража, отыскать в нем ту невообразимую точку, где сходятся все пути.

После обеда приходит очередь документальной черно-белой картины «Круиз» Беннетта Миллера, снятой в Нью-Йорке и хорошо принятой зрителями. Канарейка отправляется в бассейн, я же ныряю в мир Тимоти Левича по кличке «Спид» – он работает экскурсоводом в компании «Грей лайн», похож на покойного Джона Леннона и раздражает почти как Майлс Берковитц. Это весьма специфический фильм про специфического парня в городе, который тоже, несмотря ни на что, остается весьма специфическим. Я их обожаю, и если бы нашелся канал, где такое кино крутят весь день (я сейчас пишу книгу, в которой он есть и называется «Реальность»), я бы только его и смотрел. «Круиз», как часто пишут в фестивальных брошюрах, – «очень личное кино», а под очень личное кино очень сложно найти финансирование. Если бы не цифровая технология с ее низкой себестоимостью и умеренными техническими требованиями, его никто так и снял бы.

Что общего у всех этих фильмов? Технология, которая облегчает съемку и монтаж. Благодаря ей кинопроизводство теперь доступно любому, кто мечтает попробовать. Впрочем, это очевидное наблюдение – примерно так же можно утверждать, что, освоив «Майкрософт Ворд», можно написать книгу – и эта книга будет совсем как настоящая.

«Для кино цифра – это дешево», – объявляет мой друг Роджер. Мы смотрим кассету с фестиваля «уандотзиро», который недавно проходил в лондонском Институте современного искусства. «А для граффити в клубах – очень дорого».

Мы специально поехали к Роджеру, у которого есть мультиформатный видеомагнитофон, потому что кассета в английском формате PAL, но с пленкой или магнитофоном что-то не так. Ролики, временами напоминающие клипарт, все черно-белые, хотя должны быть цветные.

Я смотрю и чувствую себя виноватым. Это несправедливо по отношению к режиссерам, однако хорошо иллюстрирует основную мысль: все эти произведения должны либо служить фоном для клубных вечеринок, либо каким-то точно рассчитанным образом дополнять действие неврологических препаратов. А может быть, и то и другое. Нет, если бы у нас был экран во всю стену и хороший звук, то ролики, наверное, брали бы за живое. В монохромном же виде да на обычном экране это абстрактное видео больше напоминает экзерсисы в дизайне.

Канарейка не спит, но и не смотрит. Она сорвала с дерева перед домом три больших лимона и учится жонглировать.

Мне не спится. Кубрик-самоучка что-то бормочет, не дает уснуть. Он хоть кому-то нужен? Найдется ли ему место в нашем мире?

Я вспоминаю, как люди жалуются на текстуру цифровых изображений и беспленочного кино: что им не хватает яркости и глубины. Ровно то же самое говорили про лазерные диски. Мне как-то рассказывали, что Марк Твен первым прислал в издательство рукопись, отпечатанную на машинке, – и тогда тоже говорили, что ей не хватает яркости и глубины.

Впрочем, я немного американец и совершенно уверен, что вещи (в отличие от людей) со временем становятся лучше. Если на раннем этапе развития технологии она в чем-то нас ограничивает, то со временем это уйдет, либо же проблему снимет новая технология, выросшая из первой.

Мой Кубрик-самоучка жаждет бесконечной красоты фракталов. Он хочет управлять каждой текстурой своей мечты в наилучшем разрешении и вплоть до мельчайшей точки. Он хочет вырастить своих персонажей с нуля. Для него это не актеры, а объекты съемки. Его среда абсолютно пластична – раньше таких возможностей не было. Нет их и сейчас, напоминаю себе я.

Когда-нибудь они появятся. Я думаю, этот день наступит.

Цифровое кино может сорвать с киноиндустрии покров тайны, открыть ее для всех, развеять мифы и показать нам недоступные прежде уголки мира. Оно станет «глазами» той распределенной нервной системы, которую наш вид строит последнюю сотню лет.

Его не стоит рассматривать как развлечение и даже как искусство. Мы делаем помнящие зеркала – они бродят повсюду и не забывают ничего, что в них отразилось. Это простейшая магия.

Но есть другая магия – она еще проще и древнее. Это рисунки на стенах пещеры. В ней глаз художника – то же зеркало, и не важно, что исходный объект иногда искажен, как в «комнате смеха». Пещера – это мой личный гараж Кубрика-самоучки, а то, что ему захочется там создать, станет еще одной человеческой мечтой. Загадка в другом: почему мы создаем? Почему нам этого хочется?

Кому-то цифровое кино поможет изучить все уголки, увидеть всех людей в этом мире, который мы только начали исследовать. И если после этого в мире не останется всех этих «невидимых» Стендпайпов, существующих по принципу «с глаз долой, из сердца вон», – значит, все было не зря.

А кто-то, как мой Кубрик-самоучка, еще глубже, еще упорнее и отважнее погрузится в вечную тайну собственной личности. «Шато Мармон» переживет кинопленку и голливудские студии, давшие ему жизнь. Засыпая, я представляю, что кто-то создал цифровой «Шато Мармон», в одном из бунгало которого сейчас засыпает герой…