Уильям Гибсон - Я больше не верю курсиву [litres]

Однако я не считаю, что человечество когда-либо станет рабом микросхемы – хотя бы потому, что ее вот-вот постигнет судьба электронной лампы и логарифмической линейки.

С точки зрения биоинженерии кремниевый чип – это большой и довольно сложный осколок стекла. Внедрять столь громоздкий объект в человеческий мозг – попросту неэлегантно. Ничуть не элегантнее, чем встроить туда паровую машину. Технически такая операция возможна, но кому придет в голову за нее браться?

Мне кажется, резоны могут найтись у врачей и военных, и в случае с медициной это могло бы даже помочь кому-то в борьбе с болезнью или травмой. Потеряв зрение, я бы охотно согласился на операцию, которая обеспечит передачу изображения на зрительный нерв (заодно можно встроить кабельное телевидение и веб-браузер, чтобы два раза не бегать). Военным такая технология, наверное, помогла бы разобраться с постепенно отмирающей профессией «летчик-истребитель» или с какими-то другими нюансами боевых систем, контролируемых операторами. В конце концов, встроить в голову боевой осколок стекла – в этом есть какой-то брутальный шик. И не такие глупости делались раньше во имя Отечества.

Впрочем, случись такое в реальности, продлится это совсем недолго, поскольку уже активно развиваются биологические и наномолекулярные компьютеры. Чем втыкать в мозг кусок железа, куда элегантнее положить немного серого вещества в чашку Петри и добавить туда различные виды «математического желе». Потом загнать все это обратно в череп – и пусть работает на растворенном в крови сахаре, как и положено человеческому мозгу. Выбираешь нужные функции – и никаких тебе громоздких штуковин в духе двадцатого века. Чтобы перемножать числа, не нужно хитроумных стекляшек, а «математическое желе» наверняка не так уж и сложно разработать. Другое дело – как преобразовывать данные, чтобы их воспринимали клетки мозга. Если бы мы научили их понимать компьютерные меню, то о каких тайнах человеческого мозга может еще идти речь? Впрочем, мы даже сейчас знаем о нем ужасающе много.

Компьютеры станут похожи на нас куда быстрее, чем мы превратимся в компьютеры. Они развиваются чуть ли не со скоростью света – мы же появляемся на свет по большей части за счет неквалифицированного труда.

Кстати, есть еще один довод против имплантации компьютеров – будь то желе или микросхема. Довод настолько простой, что его сложно понять. Он связан с той архаической границей, что мы провели между компьютерами и «миром». Между, если угодно, реальностью и виртуальностью.

Уверен, наши внуки уже не будут видеть разницы между компьютерным и некомпьютерным. Иными словами, для них «компьютерный» не будет какой-то особой категорией объекта или функции. По-моему, такой «сетевой мир» логически вытекает из всепроникающей компьютеризации. Мир станет одним большим интерфейсом. Сама мысль о таком устройстве, как «просто компьютер», будет казаться странной, если холодильник или зубная щетка не уступают «умом» любому другому объекту, включая вас. Мир разумных предметов, которые постоянно общаются друг с другом и с вами. В нем не будет нужды физически расширять возможности человеческого мозга – ведь абсолютно все, самые колоссальные возможности уже будут достигнуты за счет расширения внегеографического, за счет распределенных вычислений.

Не нужно будет никакого «умного желе» – ведь ваш холодильник и зубная щетка и так невероятно умны, и они всегда под рукой.

Поэтому я не думаю, что компьютеры расползутся как тараканы по сокровеннейшим уголкам нашей реальности. Скорее это люди расползутся как тараканы по светлым и темным углам реальности, которую создадут – которую мы создаем сейчас и которая, как мне кажется, уже сама создает нас.

Это попытка как можно буквальнее и вдумчивее ответить на вопрос, который мне задавали много, много раз.

Я рад, что мы по-прежнему остаемся, по большей части, продуктами неквалифицированного труда.

Отель «Шато Мармон» построен в конце 20-х годов, когда расцветали первые киностудии, и в сонме населяющих его призраков вся голливудская психогеография как на ладони. Едва ли в мире найдется хоть что-то, чем еще не занимались в этих бунгало, но мы все же попытаемся. Ведь мы проводим свой собственный фестиваль цифрового видео, то есть смотрим киноленты, снятые без всякой ленты.

Начнем с «Королевы дансхолла», которую будем смотреть вместе со Сьюзан Фенн, отвечавшей за сценарий и монтаж этой ямайской картины.

В 1970–1971 годах Сьюзан входила в созданную Жаном-Люком Годаром творческую группу «Дзига Вертов» и была там истинным воплощением свободной женщины. Она училась у великого режиссера-документалиста Йориса Ивенса, монтировала «Врата небес» Эррола Морриса, все работы Майкла Толкина, а также фильмы Перси Адлона, Луи Маля и других режиссеров.

«Королева дансхолла» снята в трущобах Стендпайпа на цифровую аппаратуру. Виной всему попытка Криса Блеквелла выстроить на Ямайке передовую киноиндустрию, опираясь на цифровую съемку и монтаж, которые упрощают производство фильма. Расходы снижаются до такого уровня, при котором уже можно делать кино не массовым – именно так возникает по-настоящему самобытный кинематограф. Именно так выглядит в странах третьего мира то, что в Америке называют «партизанским кино». Тот же технический арсенал: уличная съемка на ходу, актеры-любители и так далее.

Со слов Сюзанны и после просмотра фильма очевидно: иначе его сделать и не вышло бы. Привычное оборудование и большая съемочная группа немыслимы в толпе сквоттеров. Там ведь нет чиновников, поэтому даже взятку дать некому! Цифровая же технология открывает режиссеру новый мир: ходи и снимай. При всех ее европейских заслугах, Сьюзан не из тех, кто станет тосковать по устаревшей платформе, так что в «Королеве дансхолла» новая технология работает на полную катушку, обрушивая на зрителя буйство красок, гипнотическую энергию и убийственную нищету трущобных клубов Стендпайпа.

Фильм закончился, и я замечаю, что моя шестнадцатилетняя дочь Клэр тоже потрясена – а ведь герои говорят на таком английском, что в американском прокате было бы не обойтись без субтитров.

Сьюзан рассказывает, что ее следующий фильм – тоже цифровой и тоже на Ямайке – называется «Полицейский третьего мира». Я сообщаю ей, что это лучшее название года, и мы переходим к «Книге жизни» Хэла Хартли. Этот фильм с певицей Пи-Джей Харви в роли личной секретарши Христа снят по заказу французского телевидения на Манхэттене за сущие гроши.

В последний день 1999 года Иисус в отглаженном костюме и Сатана в духе Чарльза Буковски пытаются перехитрить друг друга в дешевых барах и неприветливых адвокатских конторах. Объект сделки – «Макбук» Христа, в котором хранится библейская Седьмая печать. Достаточно расшифровать файл, и запустится программа Судного дня, а мир покатится в тартарары. Вдобавок Иисусу вдруг приходится в донкихотском порыве спасать праведную официантку, не устоявшую перед хитроумными речами Сатаны. Залихватская работа с камерой подчеркивает нерв фильма, а Хартли, похоже, превосходно чувствует себя в весьма условных границах цифрового кино. Кадры текут, плывут, дрожат, гнутся и расползаются на точки. Его странная логика убедительна, а фильм вышел смешной, нежный и вообще сногсшибательный.