Ксения Кнорре Дмитриева - Найден, жив! Записки о поисковом отряде «Лиза Алерт» [litres]

Одно из основных мест гибели детей, которых мы ищем, – это водоемы. Безусловно, утопление – главная причина смерти детей, пропавших в природной среде. Кроме того, причиной становятся другие несчастные случаи (ребенок забрался куда-то и не смог выбраться: в холодильник на свалке, в сундук в заброшенном доме, упал в выгребную яму или люк), получил переохлаждение, был убит. Во многих случаях ребенок погиб еще до того, как был начат его масштабный поиск.

Екатерина Гогина (Кошка), руководитель направления «обучение старших поисковых групп», координатор, куратор региона (интервью проекту «Гордость России», октябрь 2019 года)

«Моя Лиза Фомкина, с истории поиска которой начался отряд „Лиза Алерт“, – это ярославский Миша. Как Лиза погибла и ее никто не искал, так и здесь, спустя столько лет – то же самое. Мы все эти годы бились, чтобы такого не было, – и снова то же самое… Мишу я очень долго выплакивала. И мне до сих пор очень больно, потому что я постоянно представляю себе, как он пять километров тащил за собой этот чертов велосипед и как он там умер от холода».

Ввела для себя новое правило: ехать на поиск только после как минимум трех ночей полноценного сна. Потому что сегодня впервые по-настоящему испугалась по дороге с ночного поиска.

Впервые я просто отключалась за рулем и ничего, ничего не могла с этим сделать. Нас было в машине четверо, но трое пассажиров спали. Я громко включала музыку и пела вслух, ела мелкими кусочками всякую ерунду и пила горячий чай, почти специально облившись им из термоса. Я била себя по щекам и ударялась затылком о сиденье. Я закручивала кожу на руке. В конце концов я остановила машину там, где были фонари, и по совету руководства отряда устроила себе пробежку. Подняла глаза и увидела, что бегаю вокруг Дмитровского молочного завода. Спортивно, хорошо, в энергичном темпе, на радость охранникам, сидящим у мониторов, – в пять утра, в поисковой одежде.

Села за руль – через пять минут эффект улетучился.

Я стала держать пальцами веки, но глаза все равно закрывались. Первый признак засыпания за рулем – когда ты начинаешь замечать, как моргаешь. Второй – у меня – когда мне кажется, будто мои глаза съезжаются к носу. Скорее всего, они закрываются. Дважды хорошенько испугалась – когда мне сигналили, потому что я выехала из своего ряда. Остановиться и поспать не могла: в восемь утра надо было быть в Москве. Разбудила ребят, честно им сказала, что у нас проблема, и они завели со мной разговор о поисках, мотоциклах, странностях женской логики, политике. Я проснулась, а тут и Москва подоспела.

Излишне говорить, что, когда я наконец улеглась в постель, сна как ни бывало. Минут пять, наверное, вертелась, поминая чертей, потом – как отключили.

Недосыпание – одно из главных страданий поисковика. Это почти неизбежное явление, особенно если человек много ездит на поиски: ищут чаще ночью, люди в основном работают, и ситуация, когда прямо с поиска без сна приходится ехать на работу, достаточно распространенная.

Удивить кого-то в «Лиза Алерт» героической историей о трех сутках без сна почти невозможно – почти каждый мгновенно расскажет вам что-то подобное из собственной практики.

К сожалению, наука пока не изобрела волшебную таблетку, которая мгновенно восполняла бы дефицит сна, поэтому мы мучаемся, накапливая годами недосыпание и сбивая режим сна и активности. Мы знаем, что это неполезно. Мы знаем, что берем эти часы бодрствования в долг у своего здоровья. Мы знаем, что энергетические напитки и литры кофе – это зло. Мы знаем, что будем за это расплачиваться через несколько лет. Часто чувство ответственности так велико, что у нас просто нет выбора: есть бабушка в лесу, и почти нет желающих ее искать, поэтому мы встаем и едем.

Отсюда родилось важное правило, связанное с безопасностью самих поисковиков, а это один из наших основных приоритетов: все, кто выехал на поиск, обязаны по возвращении проинформировать об этом инфорга. Если этого не происходит, инфорг обязательно разбудит забывшего отписаться поисковика в самые сладкие минуты заслуженного сна, и это пробуждение будет не очень радостным.

Мы всегда с интересом слушаем о способах поддерживать бодрость организма и о том, как не заснуть за рулем, возвращаясь с ночного поиска. Для многих из нас это вполне реальная перспектива, поэтому мы по мере возможности стараемся придерживаться правила: после ночного поиска перед дорогой домой поспать хотя бы полчаса, это помогает.

Взяла с собой в лес в термосе фаршированный перец для Нафки, которая координатор, а народу оказалось мало, Нафка сбежала в лес, и перцы мои никому не нужны.

Мы с Лентяем довольно долго бороздим просторы леса, время от времени орем «Валентина-а-а-а!!!» и обсуждаем нюансы работы горячей линии, пока нам не звонит штаб и не сообщает, что наша бабушка в полном соответствии с широко известной песней уже давно дома, здорова и практически кушает компот. Мы, с одной стороны, очень за нее рады, с другой – считаем, что можно было об этом сообщить в «Лиза Алерт» до стадии компота. Ну неважно.

Теперь нам надо выбираться, выходить к железке и шагать два километра в направлении штаба. Бодро, весело, махая рукой встречным электричкам и замирая, когда мимо проносится товарный состав, мы идем мимо ночного железнодорожного полотна, и я бубню себе под нос:

– Ну и слава богу, ну и хорошо…

В штабе все уже совсем по-другому: поиск закончен, штаб сворачивается. Координатор ждет, когда вернутся все «лисы», и уезжает последним.

– Держи, – я получаю свой термос, который неугомонная Нафка так и не открыла.

Я предлагаю перец присутствующим, но они отказываются, и забираю термос. Внутри у меня разворачивается целая симфония в до-мажоре: только сейчас, когда я стою посреди ночного поля и держу в руках теплый термос, понимаю, как же я хочу есть.

Я прощаюсь со всеми («Не хочешь на поиск рядом?» – с надеждой спрашивает координатор), выкатываюсь на грунтовку и проезжаю километр в направлении трассы. Не выдерживаю, останавливаюсь, откручиваю крышку-миску с термоса (запах!), зажимаю ее коленями, без жертв вываливаю туда оба перца, поскуливая от нетерпения, и вдруг понимаю, что теперь я могу выйти из машины и повеситься на ближайшей осине, потому что мне нечем их есть, а до Москвы полтора часа езды.

Вы когда-нибудь пробовали есть горячие фаршированные перцы без применения рук, скрючившись на переднем сиденье автомобиля? Это очень увлекательно, непременно попытайтесь. Я кусаю перец с одной стороны, наклоняю голову и пытаюсь укусить с другой, представляю, как выгляжу со стороны, и начинаю давиться от смеха и отчаяния. В приступе безнадежности я открываю бардачок. Когда-то, почти 30 лет назад, папа заехал со мной в магазин «Садко» на Кутузовском проспекте. Молодежь не поймет, а те, кто постарше, конечно, помнят, что вход туда был открыт только для иностранцев и за рубли там ничего купить было нельзя. Так вот, я тогда ходила по этому магазину, как зомби, а папа шел сзади – как я понимаю, чтобы поймать меня в случае шоковых обмороков (бывало там и такое). Папа купил мне мороженое в импортном пластиковом стаканчике – на вид совершенно волшебное, нездешнее, неземное. Мы с ним сели в машину, и выяснилось, что его нечем есть. До дому оно, понятно, не доехало бы. Я его ела ручкой нашедшейся в бардачке расчески. Это было очень вкусно.