Тайный адвокат - Ложные приговоры, неожиданные оправдания и другие игры в справедливость

Оправдывается подобный подход уже давно приевшейся мантрой магистратов (и все чаще, как результат этих «реформ повышения эффективности», обычных судей), которую раз за разом слышат адвокаты защиты:

– Ну, ваш подзащитный же знает, сделал он это или нет.

Что в однозначных делах может быть и справедливо («Ты это яблоко украл, Дугал?» – «Да, мадам, украл»), однако в других случаях будет совершенно неуместно. Иногда попросту невозможно сказать своему подзащитному, достаточно ли у обвинения доказательств, пока их не увидишь. Говорить «обвиняемый знает, что он сделал», – это все равно что сказать пришедшему на прием к терапевту: «Ну вы же знаете, что с вами не так». Он, может, и знает, что у него болит колено, однако как он может судить, синяк ли это, отек, растяжение связок, повреждение сухожилия или и вовсе перелом, без помощи специалиста? Теперь представьте, что от доктора требуют поставить диагноз без осмотра колена, только на основании услышанных жалоб. А затем с уверенностью рекомендовать лечебные мероприятия, кардинально меняющие жизнь человека. Именно этого и требуют ежедневно суды от солиситоров.

Давайте рассмотрим конкретный пример. Пьяный в стельку мужлан на соседнем стуле за барной стойкой выкрикивает в ваш адрес какие-то угрозы и поворачивается, словно собирается вам врезать. Вы инстинктивно наносите ему одиночный предупредительный удар. Он падает и ударяется головой об пол. Позже он рассказывает полиции, что из-за вас сломал челюсть, и вам предъявляют обвинения в причинении тяжких телесных повреждений, за что вам грозит до пяти лет лишения свободы. К первым слушаниям у солиситора имеется лишь предоставленная вами информация, которая ограничивается: «Все было так быстро, мне показалось, что он хочет меня ударить, и я среагировал», – а полицейская сводка MG5 полностью основывается на свидетельских показаниях истца. Вопрос в том, действовали ли вы в рамках допустимой самообороны. Ключевое слово здесь «допустимая». Если суд установит, что вы действительно действовали из самообороны, однако превысили ее допустимые меры, то вас признают виновным. Что приводит к вопросу: что считается допустимым? Анализ «допустимости» – это одно из тех неосязаемых оценочных суждений, которые требуют помощи квалифицированного юриста. Можно подумать, что закаленный опытом в таких делах ветеран суда может дать бесценный совет по поводу того, признавать или не признавать свою вину во вменяемом вам серьезном уголовном преступлении. Если бы дать рекомендацию попросили меня, то мне было бы крайне некомфортно что-либо советовать, руководствуясь только сводкой MG5 и вашими неразборчивыми, спутанными воспоминаниями. Мне бы хотелось полностью изучить показания истца. Мне бы хотелось ознакомиться с показаниями других свидетелей из бара. Мне бы хотелось узнать, что говорят ваши друзья и родные, видевшие случившееся своими глазами. Я бы хотел получить записи камер видеонаблюдения из бара. Мне бы хотелось побольше разузнать о потерпевшем – является ли он, к примеру, внушающим страх шкафом, или же это какой-то щупленький полутораметровый дохляк. Мне бы хотелось узнать мнение каждого о том, что произошло за эту долю секунды, прежде чем я буду готов рекомендовать вам, исходя из своих профессиональных знаний и опыта, есть ли у вас шансы быть оправданным на основании применения самообороны или же вам лучше всего признать свою вину, чтобы получить минимальный срок. Также я бы хотел для верности ознакомиться с медицинским заключением, подтверждающим заявление мужлана о своей переломанной нижней челюсти, так как если тот соврал и получил лишь сильный ушиб, то это уже, дорогой, не тяжкие телесные повреждения. Но в этом-то и состоит вся загвоздка – чтобы мне заполучить все эти материалы, слушание придется отложить. А новая политика, как мы уже с вами видели, обсуждая магистратские суды, заключается в том, чтобы не допускать переноса слушаний. Мы уже показали, как это может навредить обвинению, однако точно так же это идет во вред и обвиняемому. Если в прошлом принятие в суде решений на основе здравого смысла всячески приветствовалось и судей можно было убедить, не делая заявления о виновности, отложить слушание для получения ключевых доказательств, то теперь защита вынуждена идти ва-банк. Признать вину немедленно и получить самое мягкое наказание. Или же отрицать вину и в случае ее признания впоследствии, когда будут предоставлены все доказательства, принять наказание в полной мере (2).

Раннее признание вины – это дешевый судебный процесс. Подсудимые вынуждены принимать решения на ранних стадиях судопроизводства, и многие люди, не виновные в конкретных предъявленных им обвинениях – а то и вовсе ни в чем не виновные, – могут быть принуждены к признанию вины.

Из-за того что подсудимые вынуждены принимать решения на ранней стадии судопроизводства, многие люди, не виновные в конкретных предъявленных им обвинениях – а то и вовсе ни в чем не виновные, – могут быть принуждены к признанию вины. Причем данный риск не просто существует в теории: Апелляционному суду доводилось отменять обвинительный приговор вследствие «раннего признания вины» (может, лучше заменить раннее признание на преждевременное признание, хотя по смыслу и то, и то правильно), когда впоследствии в деле появлялись доказательства, противоречащие версии обвинения (3). И единственное существующее объяснение, подобное жесткой политике, заключается в стремлении сократить расходы суда и прокуратуры на предоставление доказательств. Раннее признание вины – это дешевый судебный процесс. Отсюда не следует, разумеется, что раннее признание равнозначно справедливому приговору. Жертвовать последним ради первого, по моему мнению, просто отвратительно. Суды, а также руководители органов юстиции, перед которыми поставлена задача реформирования судебной системы, наперебой расхваливают рост уровня признаний вины как нечто очевидно хорошее. Интересно, задавались ли они вопросом, какое количество признаний вины будет перебором. Все это еще больше подчеркивает важнейшую роль хороших солиситоров. Потому что солиситоры занимают центральные позиции в противоборстве такой политике, как на самом высоком уровне, так и на передовой, выступая перед бескомпромиссными магистратами, несмотря на всяческое давление со стороны судов, всеми правдами и неправдами добивающихся от солиситоров, чтобы они призывали своих подзащитных признавать вину на самых ранних стадиях уголовного процесса. Так, в одном из магистратских судов Лондона в 2016 году действовало правило, согласно которому все солиситоры, желающие ходатайствовать о переносе слушания, были вынуждены ждать целый день до завершения всех назначенных слушаний. Хорошие солиситоры продолжали твердо стоять на своем и дали ясно понять, как лично, так и через свои профессиональные органы, что они не станут содействовать этой пародии на правосудие (4). Они безустанно противостояли попыткам государства сократить свои расходы, которые подрывали основополагающие принципы нашей системы правосудия. Они бросали вызов преобладающему в мире юриспруденции убеждению, будто давать оценку нашей системе следует не по качеству осуществляемого ею правосудия, а по количеству обвинительных приговоров и признаний вины подсудимыми. Потихоньку им уже удается одерживать маленькие победы, приводящие к постепенным изменениям существующих процессуальных норм, приведших к существованию подобного дисбаланса.