Михаил Делягин - Жизнь в катастрофе: победи кризис сам!

Наличие сбережений признало лишь 36,4 % участников опроса (это совпадаете проведенными в апреле 2019 года опроса Levada Lab, по которым никаких сбережений не имеют 65 % российских семей). При этом 21,2 % от имеющих сбережения (7,7 % от всего населения) может жить на них до 1 месяца, 45 % (16,4 %) — от 2 до 6 месяцев, 15.7 % (5,7 %) — от полугода до года, 10.1 % (3,7 %) — от 1 до 3 лет, 3.6 % (1,3 %) — от 3 до 5 лет, 4.3 % (1,6 % от всего населения) — от 5 лет и более.

Опрос аналитического центра НАФИ дает лишь немного более оптимистические результаты: при потере основного (но не дополнительных, если они есть!) источника дохода 42 % работающих россиян могли оплачивать все необходимые расходы в течение месяца, 26 % — от одного до трех месяцев, 10 % — от 3 до 6 месяцев, 10 % — пол года и более. Среднему россиянину сбережений хватало на 63 дня.

Однако, несмотря на практически неуклонное падение реальных доходов основной части населения (если судить по изменению потребительского поведения), по крайней мере, с лета 2013 года (в первую очередь из-за присоединения к ВТО на заведомо кабальных, колониальных условиях), сбережения «на черный день» все еще сохранились у довольно заметной части российского общества.

И сегодня, когда этот «черный день» настал — и для страны в целом, и для большинства из нас — вопрос о сохранности сбережений становится небывало острым.

Ведь, как бы малы они ни были, заметной части россиян неопределенно долгое время предстоит жить только на них.

В условиях острейшей нехватки ликвидности, — а главное внешнее проявление современного кризиса именно таково, — ценность денег как таковых неизмеримо возрастает. Поэтому выбор способа их сохранения (а если повезет, то и приумножения), сводится к определению не оптимального в складывающихся условиях финансового инструмента, но лишь наиболее надежной валюты.

Причина обесценения рубля, идущего с перерывами всю треть века национального предательства (известного под псевдонимом «рыночных» или «либеральных» реформ), заключается не в некоем стратегическом замысле сменяющих друг друга лидеров страны, но, к сожалению, в уже вряд ли исправимой неадекватности руководителей экономики. Эта неадекватность выражается в категорическом нежелании вводить контроль за деньгами, вынужденно направляемыми правительством и Банком России в качестве поддержки банковской системы и реальному сектору, ни в каком действенном виде. Ведь нами управляют либералы, а либералы по самой природе своей идеологии с 10-х годов XX века (когда финансовый империализм окончательно сложился с созданием Федеральной Резервной Системы США) служат глобальным финансовым спекулянтам и в принципе не в состоянии ограничивать их разрушительную активность каким бы то ни было финансовым контролем.

Модель их поведения не меняется с начала 90-х: поддерживая финансовых спекулянтов, они изо всех сил стабилизируют и даже укрепляют рубль, обеспечивая спекулянтам фантастические валютные сверхприбыли (так как те обменивают валюту на рубли, получают высокие доходы, учитывающие страновые риски, и затем вовремя конвертируют прибыль в валюту, получая сверхвысокую доходность, свойственную рублевой сфере из-за ожиданий обесценения рубля, на свои валютные инвестиции).

Затем возможности поддерживать крепкий рубль иссякают (так как он обеспечивается вымариванием реального сектора экономики искусственно создаваемым «денежным голодом»), и либеральные реформаторы девальвируют рубль (причем всякий раз крупнейшие участники рынка волшебным образом несут лишь вполне приемлемые потери, — но расследований соответствующих обстоятельств не проводится). В результате основные потери несут поверившие официальной пропаганде граждане и юрлица, хранящие свои средства в обесценившихся рублях. То ценное, что у них по каким-то причинам ещё оставалось, скупается обладающими подорожавшей валютой «иностранными инвесторами» и «партнерами», а дальше цикл повторяется вновь.

Так было в 1994,1998, 2008, 2014 годах; так происходит и сейчас. Модель либерального разграбления России в интересах глобальных финансовых спекулянтов работает эффективно, обладая, насколько можно судить, надежной политической защитой в лице российского государства. Доступной гражданам, объективно стоящей перед ними задачей является в этих условиях лишь спасение своих средств, если они под тем или иным предлогом, тем или иным механизмом еще не отняты у них.

Разумеется, международные резервы государства (на 1 мая 2020 года — 567,3 млрд, долл., из которых не менее 300 млрд, были полностью избыточны с точки зрения обеспечения стабильности курса рубля по международно признанному критерию Редди [11] По этому критерию, выработанному на основе международного опыта финансового кризиса 1997–1999 годов, для обеспечения стабильности национальной валюты без ограничения трансграничного движения капитала достаточно международных резервов, равных сумме трехмесячного импорта товаров и услуг и годовых выплат по всем видам внешнего долга (основной суммы и процентов, государственного и частного). ) позволяют гарантированно обеспечивать стабильность рубля практически в любых обстоятельствах, не говоря о том, что каждое государство имеет полное право ограничения бегства спекулятивных капиталов (Англия, например, предупредила о возможности ограничения трансграничного движения капитала совсем недавно — в 2011 году, когда возникла угроза дестабилизации еврозоны из-за греческого кризиса).

Однако валюты у государства много, «как у дурака махорки», — и мы уже не раз видели, с какой поистине головокружительной скоростью заканчивается «махорка» у захвативших власть над Россией «эффективных менеджеров».

Все надежды на здравый смысл и ответственность государства на протяжении всей трети века национального предательства остаются призрачными, и дело даже не в пресловутой тотальной и тщательно выкармливаемой этим государством коррупции, все сильнее производящей впечатление основы государственного строя.

Сама коррупция — всего лишь следствие специфики российской государственности, созданной еще в недрах Советского Союза, насколько можно судить, прежде всего для разграбления советского наследства и вывоза награбленного на Запад с легализацией там в качестве личных богатств (последнее — если повезет). В 90-е годы разграблению подвергся материальный капитал, а затем, когда его исчерпанность потребовала переформатирования обслуживающей этот процесс власти, с 2004 года началась эпоха разграбления социального капитала, созданного советской цивилизацией.