Джоби Уоррик - Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

Как призналась потом Ришави Абу Хайсаму, вид и звуки праздника, встретившие их в огромном танцевальном зале “Филадельфия”, смутили ее. Вместо говорящих по-английски разведчиков в западных костюмах она увидела нечто гораздо более обычное и знакомое.

Свадьбу.

Присмотревшись через открытые двери зала, Ришави увидела семьи. Малыши, девушки, женщины в праздничных нарядах. Мужчины выстроились по одну сторону зала, женщины по другую: танец дабка, традиция арабских свадеб. Ришави не знала, что делать.

К супругам подошел отельный служащий. Они кого-то ищут? Партнер Ришави пробормотал, что хотел посмотреть настоящую иорданскую свадьбу. Надо было двигаться дальше.

В танцевальном зале террористы разделились и стали пробираться в противоположные углы, причем Ришави заняла место возле женщин и девушек. Одну руку она сунула под верхнюю одежду и неловко нащупала взрыватель. Почему бомба не взорвалась, потом так и не выяснили — была ли это техническая ошибка или нервы подвели? — но женщина стала жестами показывать партнеру, что возникло затруднение. Тот, явно разнервничавшись, указал ей на двери зала.

Повернувшись, чтобы уходить, Ришави увидела, как он залезает на стол. Потом раздался ужасный взрыв.

“Я не знала, что делать, а от жилета избавиться не могла, — скажет она позже. — И я побежала”.

Ришави пробежала через лобби отеля вместе с перепуганными гостями, перешагивая через раненых и умирающих. Когда Ришави наконец остановилась, хватая ртом воздух, она была уже далеко от отеля; она стояла, все еще в жилете смертника, и на ее черной верхней одежде виднелись пятна крови.

Потом, в такси, она нервничала и путалась, не могла вспомнить адреса и ориентиры. Владельцы магазинов и прохожие запомнят странную женщину в черном, как-то неестественно ссутуленную, которая выходила из машины, чтобы спросить дорогу, — нервно, с иракским акцентом. Один из тех, кто запомнил ее, говорил, что с ней “что-то было не так”. Ришави помнила, как она, спотыкаясь, добралась до дома своей невестки и рухнула на кровать, где ее и нашли в конце концов сотрудники Мухабарата.

Ришави несколько дней проигрывала события у себя в голове, и ее смятение сменилось отчаянием. Где американские разведчики, которых ее послали убить? Очевидно, целью Заркави была не месть американцам.

“Мне сказали, что я иду убивать американцев, — в который раз жаловалась она Абу Хайсаму. — Я хотела только отомстить за братьев”.

Ришави подло обманули, и все же она по-детски цеплялась за мысль, что что-то пошло не так в планировании операции. Она никогда не встречала Заркави и не могла принять мысль, что лидер “Аль-Каиды в Ираке”* на самом деле хотел, чтобы она пожертвовала своей жизнью, убив собравшихся на праздник матерей и детей. Я, наверное, сама виновата, твердила Ришави. В глубине души она не была уверена, что сумеет нажать кнопку детонатора в нужный момент, когда ее будущее и будущее множества незнакомых ей людей сосредоточится на острие булавки.

“Я не захотела умирать”, — тихо заключила она.

Допросы продолжались несколько дней подряд, но границы информативности Ришави уже стали ясны. Она никогда не видела никого из руководителей группы Заркави. Она не была иностранным добровольцем, обладающим информацией о явочных квартирах или путях контрабанды. Не была она и иракским инсайдером, посвященным в систему передвижений Заркави. По правде сказать, она была не слишком умна. Но для Заркави и его людей Ришави оказалась истинной находкой: сраженную горем женщину убедили совершить акт возмездия и поразить мишень, которой на самом деле не существовало. И даже это ей не удалось.

Абу Хайсам не мог найти в себе жалости; ужасающие картины из танцевального зала “Рэдиссона” все еще были свежи в его памяти. Он оставил Ришави в камере и вернулся в кабинет, к задаче, которая теперь перевешивала все остальные: найти Заркави.

Для Абу Хайсама этот квест превратился в навязчивую идею. В отделе по борьбе с терроризмом его упорство стало легендой; все знали, что Абу Хайсам часто спит и принимает душ в офисе, чтобы удлинить свой рабочий день. Теперь он не уходил домой сутками. В разработке Заркави к нему присоединились многие служащие из других отделов. К поискам подключили даже переводчиков и делопроизводителей.

“Каждый получил задание, — вспоминал один из служащих. — Сказано было просто: так, берешь оружие и едешь на работу”.

Заркави сделал все, чтобы подтолкнуть пять миллионов своих суннитских соотечественников к действию, и в этом преуспел. Разъяренные иорданцы по всей стране объединились — против него.

Через несколько часов после взрыва тысячи людей хлынули на улицы Аммана. Огромные толпы собрались на площади возле старейшей мечети города, многие скандировали: “Отправляйся в ад, Заркави!” Другие мрачно шагали за женщиной в черной траурной одежде; женщина несла плакатик с выражением сочувствия “невестам Аммана”. По всей стране известные имамы во время пятничной молитвы прокляли с минаретов и преступление, и того, кто в нем повинен. В Зарке, родном городе террориста, его брат и пятьдесят шесть других родственников поместили в местной газете объявление, в котором отрекались от него.

С тех пор как два года назад началось широко критикуемое вторжение США в Ирак, иорданцы в основном помалкивали насчет террористической кампании, которая разворачивалась по соседству. Некоторые иорданцы, хотя и встревоженные изображениями иракских взрывающихся машин, а также казней, с удовлетворением наблюдали, как терпят крах планы Буша по преобразованию Ближнего Востока. В иных бедных районах Аммана на Заркави смотрели как на народного героя, защищающего иракских единоверцев от преследований со стороны шиитов и американцев.

Но отныне иорданцы говорили о Заркави с презрением.

“Это жестокое преступление, с которым ислам не имеет ничего общего”, — сказал один из амманских демонстрантов, продавец по имени Джемаль Мохаммад, городской англоязычной газете. В руках он держал большой иорданский флаг.

“Заркави — полоумный бандит. Он совсем спятил”, — сплюнул другой.

Другие мусульмане подхватили этот рефрен, от интернет-чатов и политических обозрений в газетах до университетских кампусов. Заркави провозгласил, что его враги — американские солдаты, но убивал он ни в чем не повинных иракцев. Теперь, в Аммане, он обрушился на монархию и ее слуг, однако казнить решил женщин и детей, пришедших на самую обычную суннитскую свадьбу. Даже консервативные “Братьямусульмане”* возмущались взрывами как “отвратительными и трусливыми терактами, которые нельзя объяснить ни логикой, ни обстоятельствами”.