Джоби Уоррик - Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

Когда стало безопасно, посольские работники рискнули выйти наружу, чтобы оценить повреждения. Повсюду они натыкались на свидетельства утреннего побоища: осколки стекла, граффити, булыжники, гнилые фрукты. Нападавшие почти полностью разрушили главный вход и даже умудрились сорвать металлические буквы с таблички на воротах. Однако более серьезный вред в глаза так не бросался. Правительство Сирии позволило толпе осадить американскую дипломатическую миссию. А потом, с чьего-то попустительства или по плану, не помешало учинить бесчинства на территории посольства; по сути, это было нападение на суверенную территорию США.

Но как реагировать? После того как были заявлены обычные протесты, у Белого дома все еще оставалась в запасе сильная карта. Президент Обама еще не произнес слов, которые его команда назовет “волшебными”: “Асад должен уйти”. С новой силой развернулись дебаты о том, как и когда Соединенные Штаты должны объявить, что срок годности Асада истек. На администрацию давили, требуя решительного ответа, со всех сторон: Конгресс, сирийские беженцы, авторы передовиц, верные союзники вроде Франции. Почти все считали правительство Асада слабым режимом — гораздо слабее египетского правительства Мубарака, которого сбросили с трона меньше чем за месяц. Каждый день приносил новые известия о трудностях, с которыми сталкивался Асад, — от нарушивших присягу старших командиров сирийской армии до быстрого сокращения валютных резервов страны. Белый дом крепко верил, как скажет потом советник по Сирии Фредерик Хоф, “что Асаду остались считаные дни”.

Но что, если Асад откажется уйти? На что должна решиться Америка? Хоф был среди тех — немногочисленных — старших советников, кто подозревал, что уход Асада будет не таким скорым, как полагало общественное мнение. Если сирийский президент найдет способ зацепиться, то слабыми будут выглядеть уже американцы.

“Президент не дает советов и не высказывает мнений. Если он говорит, что Асад должен отойти в сторону, то наша задача — сделать так, чтобы он действительно отошел в сторону”, — объяснял позже Хоф.

Обама призвал Асада уйти в отставку вскоре после инцидента в посольстве, 18 августа 2011 года, через пять недель после нападения на дипломатов и через пять месяцев после первой атаки Асада на гражданских жителей. Заявление было согласовано с лидерами Франции, Германии и Британии.

“Мы твердили, что президент Асад должен начать демократические перемены или уйти, — говорил Обама. — Он отказался от перемен. Президенту Асаду пора уйти — ради сирийского народа”.

Позже чиновники президентской администрации признавали, что после заявления Обамы от Америки стали ожидать действий, которых она не обещала напрямую. В начале 2011 года ближневосточные правительства переживали смутные времена, а Белый дом то и дело обнаруживал себя в непривычной роли “арбитра законности для руководителей государств”, говорил Бенджамин Роудс, бывший спичрайтер Белого дома, ставший при Обаме заместителем советника по национальной безопасности. Обаму потрясло, что Асад применил снайперов и танки, чтобы убивать демонстрантов. Роудс сообщал: президент “долгое время испытывал глубокое отвращение к действиям сирийского режима”. Обама считал необходимым продемонстрировать, что Соединенные Штаты выступают против поведения Асада, объяснял Роудс, хотя Белому дому было ясно, что, “честно говоря, у нас нет рычагов давления (за исключением полномасштабной интервенции), чтобы принудительно отстранить Асада от власти”.

В то время казалось, будто больше ничего особо и не нужно. “Все думали, что история сама позаботится об этом, — говорил высокопоставленный сотрудник администрации, участник политических дебатов, — что Асад уйдет, и очень скоро”.

Но президент Сирии не собирался уходить, и у него все еще оставались карты, которые он мог разыграть. Пусть Асад и не мог подавить восстание, но летом 2011 года он уже имел наготове план, призванный радикально изменить причину конфликта.

Когда противостояние в Хаме готово было закипеть в полную силу, в речах и публичных выступлениях Асада, осуждающих восстание, зазвучала новая тема. Протестующие не назывались больше “вандалами” и “преступниками”. Теперь сирийский лидер говорил о борьбе против такфиристов — радикальных исламистов.

“Подобная идеология любит прятаться в темных углах, но является на поверхность при первой возможности, — говорил Асад в телеобращении к нации. — Она убивает, прикрываясь словами о вере, разрушает, прикрываясь словами о реформах, и сеет хаос, прикрываясь словами о свободе”.

Сама идея, что протестующие из Хамы и Даръа — религиозные экстремисты, была заведомо абсурдной. Более того — самые первые демонстрации были удивительными примерами единения: сунниты, шииты, христиане, курды и даже члены асадовской секты алавитов собирались под одними знаменами. И все же Асад продолжит утверждать, что Сирия сцепилась в смертельной схватке с джихадистами, желающими развязать религиозную войну и отбросить страну в Средневековье.

Отсутствие среди демонстрантов ярко выраженных исламистов поначалу казалось уязвимым местом в заявлениях президента. Но в последующие месяцы две разные группы — одна внутри режима, одна с базой за границей — предпримут шаги, чтобы ввести в конфликт истинных такфиристов, превратив внутренний сирийский кризис в катастрофу международного масштаба.

Осенью 2011 года король Иордании Абдалла II позвонил своему сирийскому соседу Башару альАсаду, чтобы по-дружески предостеречь. Дипломатические любезности едва прикрывали лихорадочно-настойчивый характер разговора: звонок должен был разбудить старого друга, чей горящий дом стоял рядом с домом самого Абдаллы.

До этого монарх пытался достучаться до Асада более тонким образом, отправляя в Дамаск для встречи с президентом и его министрами личных представителей. Сейчас он обращался к Асаду напрямую. Абдалла чуть ли не единственный среди лидеров региона видел, как Сирия проваливается в многолетнюю гражданскую войну, которая расколет страну и сделает весь Ближний Восток взрывоопасной точкой. Продуманная реакция правительства еще могла бы предотвратить беду. И хотя в Дамаске, кажется, никто не собирался ничего продумывать, Абдалла, движимый чувством долга, был готов предложить хороший совет.

Король Иордании и президент Сирии были не слишком близки, хотя поддерживали неплохие отношения и имели много общего. Оба были сыновьями могущественных и почитаемых правителей, обоих отцы выбрали своими преемниками неожиданно. Оба лидера учились в Британии, оба были женаты на ярких, современных до кончиков ногтей женщинах с западным образованием и собственной карьерой. Даже их дети дружили: во время семейных визитов королевские отпрыски с увлечением вместе играли в “Супер-Марио”. И все же реакции двух правителей на волнения, связанные с “Арабской весной”, были диаметрально противоположными.