Джин Твенге - Поколение I

Изнасилования относятся к числу высоколатентных преступлений — согласно почти всем известным исследованиям, большинство жертв никогда не обращаются в полицию. Таким образом, чтобы составить более точное представление о количестве изнасилований, следует воспользоваться данными репрезентативных опросов. Одним из таких опросов является Национальный виктимологический опрос (National Crime Victimization Survey), который проводится Министерством юстиции США. В представленном в 2014-м докладе данные были структурированы по возрасту и факту учебы в колледже. На Рис. 6.6. приведены данные об изнасилованиях, совершенных в университетах и колледжах (возраст жертв — от 18 до 24 лет). Здесь мы снова видим, что в последние годы изнасилования совершаются все реже , а с 1997 по 2013 год количество изнасилований снизилось более чем в два раза (с 9,2 до 4,4 на 1000 человек). В докладе Министерства юстиции количество изнасилований указано из расчета на 1000 человек, а базе ФБР — на 100 000 человек; таким образом, согласно данным опроса National Crime Victimization Survey, уровень изнасилований на самом деле значительно выше, чем согласно данным ФБР. Однако, согласно данным опроса National Intimate Partner and Sexual Violence Survey, который проводится Центром по контролю и профилактике заболеваний США, уровень сексуального насилия еще выше (примерно на половину процентного пункта). Так, в ходе опроса, в рамках которого понятие «сексуальное насилие» понималось максимально широко, выяснилось, что в 2011 году сексуальному насилию подверглись 1,6 % женщин. В настоящий момент доступны только данные опросов за 2010 и 2011 год, поэтому мы не можем сказать, насколько вырос или снизился уровень сексуального насилия за более длительный период. В ходе опроса также выяснилось, что 19,3 % женщин (примерно каждая пятая) подвергались сексуальному насилию в течение жизни (данные не за конкретный год, а в целом). Согласно другим исследованиям, например проводимым Центром исследования преступлений против детей при Университете Нью-Хэмпшира, также снизился уровень сексуального насилия в отношении детей и подростков.

Рис. 6.6. Количество изнасилований (сексуальных нападений) (на 100 000 человек), исходя из общего числа всех заявлений в полицию (Uniform Crime Reports, 1960–2015), и количество изнасилований (на 1000 человек) девушек в возрасте от 18 до 24 лет (National Crime Victimization Survey, 1997–2013)

Необходимо отметить, что вокруг точного определения понятий «сексуальное насилие» и «сексуальное нападение» постоянно ведутся споры, поэтому результаты упомянутых выше исследований с необходимостью зависят от выбранного определения. В любом случае, уровень сексуального насилия до сих пор остается недопустимо высоким, но есть все основания полагать, что благодаря стремлению айдженеров к максимальной безопасности он вскоре начнет снижаться.

Стремление айдженеров избегать любого риска или опасности выходит далеко за пределы разумной осмотрительности и осторожности. Современные восьми- и десятиклассники все реже соглашаются с суждением «иногда мне нравится немного рисковать, чтобы проверить себя» (см. рис. 6.7). Если в начале 1990-х почти половина подростков находили эту мысль привлекательной, то в 2015 году — менее 40 %.

Все реже они соглашаются и суждением «Я получаю удовольствие, когда немного рискую». Если в 2011 году большинство тинейджеров соглашались, что небольшая опасность им в кайф, то всего через несколько лет таких оказалось меньшинство.

По большому счету стремление к безопасности — это позитивный тренд: все будут только «за», если подростки станут реже гонять на машинах, играть с огнем и крушить бейсбольными битами почтовые ящики. Сложности возникают, когда мы начинаем говорить не о боязни рисковать жизнью и здоровьем, а об интеллектуальных, социальных и эмоциональных рисках — их можно сравнить с прыжком в омут с головой, но именно с них начинаются величайшие приключения и благодаря им совершаются открытия. Многие задаются справедливым вопросом: не подавляет ли озабоченность айдженеров собственной безопасностью их креативность и жажду познания? Бывший музыкальный критик нью-йоркского еженедельника The Village Voice Ричард Гольдштейн, который сейчас преподает в Хантер-колледже, пишет, что его студенты невероятно осторожны по сравнению с поколением беби-бумеров. Он хвалит их за амбициозность, но при этом пишет:

Я понимаю, насколько важна безопасность, но меня беспокоят последствия, к которым может привести постановка безопасности во главу угла. Боюсь даже представить, к чему может привести такой подход. Если вы не готовы идти на риск, то как вы собираетесь раскрывать свою индивидуальность? Если вас пугает неопределенность, то каким образом вы собираетесь развиваться и что-то менять в своей жизни?

Рис. 6.7. Процент учеников 8-х и 10-х классов, которым нравится совершать опасные поступки либо рисковать, Monitoring the Future, 1991–2015

Постоянно думая о своей безопасности, человек рано или поздно задумается о том, как оградить себя и от эмоциональных потрясений. Забота об «эмоциональной безопасности» — уникальное изобретение поколения I. Она включает в себя уклонение от любого потенциально негативного опыта. Все это создает сложности как для самих айдженеров, так и для представителей старших поколений, которые хотят их понять.

Когда писательница Клэр Фокс приехала в одну из британских школ для девочек, чтобы принять участие в дебатах, она ожидала, что школьницы будут активно с ней спорить и возражать. Чего она точно не ожидала, так это увидеть слезы. Когда школьницы не согласились с мнением Фокс, то, к ее огромному изумлению, они расплакались и сказали, что «вы не можете такое говорить» вместо того чтобы аргументированно отстаивать свое мнение. Она называет айдженеров «поколением снежинок», потому что они настолько уязвимы, что малейший прессинг заставляет их таять.

Это оборотная сторона повышенного интереса айдженеров к собственной безопасности как идее, что человек должен быть не только защищен, скажем, от попадания в ДТП или сексуального насилия, но и полностью избавлен от общения со всеми, кто не согласен с его мнением. Возьмите, к примеру, термин «безопасное пространство» (safe space), которым сейчас принято называть место, в котором любой может укрыться и отгородиться от оскорбительных, обидных или неприятных для него идей. Растущая в последние годы популярность безопасных пространств в студенческих кампусах стала реакцией на выступления спикеров, поднимающих спорные темы: расстроенные студенты могут собраться в специально отведенных местах, чтобы успокоиться и прийти в себя. Безопасные пространства не просто отражают потребность айдженеров в безопасности, а ассоциируются у них с чувством безопасности, которое они испытывали в детстве. Так, широко обсуждавшаяся статья Грега Лукьянова и Джонатана Хайдта «Пестование американского сознания» (The Coddling of the American Mind), опубликованная в журнале The Atlantic, была проиллюстрирована изображением младенца в рубашке с надписью «Колледж». Как отметил Джош Зейц в журнале Politico Magazine: «Вчера студенты-активисты хотели, чтобы с ними обращались как со взрослыми. Сегодня они хотят, чтобы к ним относились как к детям».