Курт Воннегут - Вампитеры, фома и гранфаллоны [litres]

Но из современных писателей лучше всех это сделал Герман Гессе. Уже восемь лет его нет среди живых. Лет ему было примерно столько же, сколько было моему отцу. Сначала Гессе был немцем, потом стал швейцарцем. И его нежно любят те молодые американцы, что находятся в постоянном поиске.

Его самая простая, прозрачная и чистая история поисков и обретения – роман-аллегория «Сиддхартха» (1922). Насколько он популярен? С 1957 года в Америке напечатали почти один миллион экземпляров. Четверть этого объема была продана в прошлом году. Ожидается, что в этом году продажи увеличатся.

Гессе не принадлежит к черным юмористам. Святые странники в книгах черных юмористов находят лишь мусор, ложь и идиотизм – куда бы они ни шли. Вместо Святого Грааля их ждет там обертка от жевательной резинки или использованный презерватив – и это в лучшем случае. Совсем не так обстоит дело с книгами Гессе; странник всегда найдет там нечто достойное – святость, мудрость, надежду. Вот некоторые финалы из Гессе:

Возможно… в конце концов из меня и выйдет поэт. И для меня это будет значить столько же, а может, и больше, чем работа советника или строителя каменных дамб. Хотя это вряд ли… затмит память обо всех людях, которых я продолжаю нежно любить – от стройной Розы Гританнер до бедного Боппи.

Низко поклонился ему Говинда. Слезы, которых он даже не чувствовал, струились по его старому лицу. Ярким пламенем горело в его сердце чувство глубочайшей любви, смиреннейшего поклонения. Низко-низко поклонился он до самой земли – перед неподвижно сидящим, чья улыбка напомнила ему все, что он когда-либо любил в своей жизни, что когда-либо в его жизни было для него дорого и священно.

Перевязка причиняла мне боль. Все, что с тех пор происходило со мной, причиняло мне боль. Но когда я порой нахожу ключ и целиком погружаюсь в себя, туда, где в темном зеркале дремлют образы судьбы, тогда мне достаточно склониться над этим черным зеркалом, и я уже вижу свой собственный образ, который теперь совсем похож на Него, на Него, моего друга и вожатого.

О, я понял все, понял Пабло, понял Моцарта, я слышал где-то сзади его ужасный смех, знал, что все сотни тысяч фигур игры жизни лежат у меня в кармане, я изумленно угадывал смысл игры, был согласен начать ее еще раз, еще раз испытать ее муки, еще раз содрогнуться перед ее нелепостью, еще раз и еще множество раз пройти через ад своего нутра.

Когда-нибудь я сыграю в эту игру получше. Когда-нибудь я научусь смеяться. Пабло ждал меня. Моцарт ждал меня.

Чудесно! Гессе достались по-настоящему чуткие, свободно владеющие обоими языками переводчики на английский, и среди них – Майкл Ролофф, Хильда Роснер и Урсула Молинаро.

Поэтому так легко объяснить любовь американской молодежи к Гессе: он предстает перед молодыми американцами человеком прямым и открытым; книги его отлично переведены, и в них писатель внушает своим читателям и надежду, и веру в романтику. Молодежь с ног собьется, а в наши дни нигде не найдет ни первого, ни второго. Но это – лишь одно, так сказать, солнечное объяснение.

Есть и другие, более мрачные и глубокие, и ключом к их пониманию является самая главная, по мнению нашей молодежи, книга Гессе – очень германская, безнадежно устаревшая, донельзя хаотичная, именуемая «Степной волк».

Интересующиеся проблемой конфликта поколений размышляют о следующем: два ведущих персонажа «Степного волка» – Иоганн Вольфганг Гете (1749–1832) и Вольфганг Амадей Моцарт (1756–1791), которые являются во сне, как призраки.

А вот и пример старомодного диалога, над которым молодые предпочитают не смеяться. Здесь Гарри Галлер в танцзале знакомится с девушкой, которая говорит ему:

– Теперь мы пойдем и немного почистим твои брюки и башмаки, они в этом нуждаются. А потом ты станцуешь со мной шимми.

На что Гарри отвечает:

– Я не могу станцевать ни шимми, ни вальс, ни польку, или как там еще называются все эти штуки, я никогда в жизни не учился танцевать.

В самом заглавии романа «Степной волк» (волк, живущий в степях) есть нечто волшебное. Я словно воочию вижу одинокого первокурсника, приехавшего в знаменитый университет из маленького поселка с единственной бензоколонкой, и он впервые переступает порог большого книжного магазина. А вот он уже выходит из магазина с бумажным пакетом, и в нем лежит первая серьезная книга, купленная им самостоятельно. Это «Степной волк»!

Парень прилично одет, и у него есть деньги, но он страдает от депрессии, а к женщинам относится с опаской.

Когда он прочитает «Степного волка» в своей мрачноватой комнате, вдали от дома и мамы, то поймет, что книга – о человеке средних лет, живущем в мрачноватой комнате вдали от дома и мамы. Этот человек прилично одет, у него есть деньги, но он страдает от депрессии, а к женщинам относится с опаской.

Недавно я спросил молодого барабанщика, который бросил учебу в Университете штата Айова, но обожает «Степного волка», почему книга так хорошо продается. Я сообщил ему удивительный факт: в сентябре прошлого года издательство «Бэнтем букс» выпустило «Степного волка» по цене доллар с четвертью, и за тридцать дней продало 360 000 экземпляров.

Барабанщик ответил, что большинство студентов экспериментируют с наркотиками, а «Степной волк» отлично гармонизируется с этими опытами.

– Я всегда считал, – сказал я, – что наркотический опыт отлично гармонизируется со всем на свете, за исключением полицейского участка.

Барабанщик признал мою правоту.

Я предположил, что в Америке слишком много тоскующих по дому людей, слишком много этой горько-сладостной ностальгии, а «Степной волк» – самая глубокая из когда-либо написанных книга о тоске по дому.

Это правда, что время от времени персонажи «Степного волка» прибегают к наркотикам – принимают несколько капель лауданума (раствор опия) или порцию кокаина – чтобы разогнать печаль. Джазист дает герою желтую сигарету, и она вызывает у него фантастические видения. Но наркотики не являются ни центром Вселенной, ни поводом для страха. Это просто лекарства, их можно достать у друзей. Никто на них не подсаживается, никто не утверждает, что наркотик является ключом к чему-то важному.

Да и в других книгах Гессе наркотический опыт не предстает как нечто соблазнительное. Писатель больше озабочен алкоголем. Его святые странники регулярно отдают слишком большую дань винам. Но они, скажем справедливости ради, стараются что-то с этим делать. Решают держаться подальше от таверн, хотя и тоскуют по искреннему чувству братства, которое их там связывает друг с другом.