Александр Мелихов - Застывшее эхо (сборник)

Когда Петр Великий открывал самые высокие государственные поприща инородцам всех мастей – это и было проявлением имперского сознания; когда российская власть включала аристократию покоренных народов в имперскую элиту, позволяя «черни» сохранять культурную самобытность, – это тоже было проявлением имперского сознания. Зато принудительная русификация стала торжеством национального сознания над имперским.

Хотя при этом нужно вспомнить, что этот националистический напор в значительнейшей степени был реакцией на национально-освободительные движения, – проще говоря, порождался страхом утратить роль «хозяина страны».

Я вовсе не хочу кого-то осуждать – экзистенциальные интересы национальных меньшинств настоятельно требовали обретения своего угла, где доминировали бы их собственные сказки, а экзистенциальные интересы русского большинства не менее властно требовали сохранения привычной роли. Примирить эти интересы было бы чрезвычайно трудно даже в самых благоприятных обстоятельствах, а уж в условиях распада государства, когда на волю вырываются самые безумные фантазии, и вовсе невозможно. Тут уж каждый действует в меру своих физических сил и в национально-освободительном реванше, и в национально-охранительной мести.

Зато после всех этих кошмаров те национальные меньшинства, которым удалось сделаться большинством в собственной стране, принялись добиваться национальной однородности куда более рьяно, чем это делалось и при старом, и при новом российском режиме. В двадцатые годы едва ли не главным врагом коммунистической власти был русский патриотизм, окрещенный великорусским шовинизмом, поскольку именно русская химера была главной соперницей химере интернациональной. Политика «коренизации кадров», в сущности, и была невольным реваншем имперского духа. А сталинская русификация стала отступлением от него.

Хотя, вполне возможно, националистической лестью Сталин всего лишь хотел подкрепить имперский дух русского народа, давая ему понять, что он по-прежнему главный. Ибо угроза государственному доминированию неизбежно порождает националистический реванш, иначе просто не бывает. Еще почти век назад первые сионисты, прибывающие в Палестину, всерьез обсуждали, как бы им так поделикатнее себя вести, чтобы не вызывать раздражения коренного населения, и Жаботинский тогда же с присущей ему беспощадностью ответил: никак. Никакие реверансы не помогут: «Каждый туземный народ, все равно, цивилизованный или дикий, смотрит на свою страну как на свой национальный дом, где он хочет быть и навсегда остаться полным хозяином; не только новых хозяев, но и новых соучастников или партнеров по хозяйству он добровольно не допустит».

Согласитесь, и в царской, и в советской империи имперский дух русского народа все-таки допускал немалое количество соучастников и партнеров по хозяйству. Немцы, грузины очень заметно присутствовали даже в имперской аристократии. В евреях, правда, власть ощущала сильного и недостаточно лояльного идеологического и экономического конкурента и придерживала на всех поприщах, в особенности на государственном, вызывая раздражение, которое еще более усиливало как еврейскую нелояльность, так и государственное недоверие. И это было, мне кажется, как раз не по-имперски. Имперский дух требует предельно облегчать индивидуальные карьеры наиболее одаренным и честолюбивым инородцам, дабы оставить недовольные национальные группы без потенциальных лидеров. Разумеется, никакой народ подкупить невозможно – ничего равноценного бессмертию предложить нельзя, но все-таки выдающиеся успехи представителей национальных меньшинств заметно снижают их национальную уязвленность, а также представляют соблазн для других нарождающихся вождей не поднимать соплеменников на борьбу, но пуститься в одиночное плавание на ловлю счастья и чинов. И наиболее упорные и одаренные евреи вполне могли достичь очень немалых высот в свободных профессиях, а обитатели еврейских гетто располагали значительной культурной автономией.

Понятно, что все это казалось очень и очень недостаточным, но – в те буколические времена люди еще не знали, с чем сравнивать. Прогрессивная общественность не могла простить империи кишиневского погрома, во время которого погибло около пятидесяти человек, – власть и впрямь проявила, очень мягко говоря, преступную нерешительность. Но когда эта власть пала – счет погибшим пошел на сотни тысяч.

Так и напрашивается призыв к национальным меньшинствам: берегите империю! Только уверенность народа-хозяина в своей силе обеспечивает вашу безопасность.

Мне ли не понимать, что одной безопасности далеко недостаточно, есть еще и гордость, но ведь самоутверждаться вне сферы борьбы за власть можно в тысячу раз более успешно – собственно, за пределами этой коммуналки и начинается самое восхитительное и долговечное! А задирая русское большинство, изображая его естественный патриотизм чем-то низким и злобным, ставя под сомнение его право на государственное доминирование, вы все равно не добьетесь силового равенства, но лишь пробудите мстительность и национальный реваншизм, скинхеды – это еще только самые первые и самые убогие цветочки. Берегите имперское сознание, ибо на смену ему может прийти только сознание националистическое! Относительно же продолжительный мир между народами в историческом прошлом удерживали именно империи, а не национальные государства. А потому поспешный приговор империям должен быть пересмотрен.

Если бы у нас был выбор между вечной борьбой наций внутри империй и мирным сосуществованием национальных государств, я, конечно же, был бы за безграничное деление всех многонациональных образований вплоть до мононациональных молекул. Но выбор-то в реальности другой! Или вечная борьба наций внутри относительно небольшого количества могучих государств, которым из-за их малого числа легче договориться между собою, – или такая же вечная борьба множества национальных государств, не признающих над собой никакой власти, поскольку любая такая власть была бы нарушением их священного суверенитета.

Нужно не забывать: слово «империя» превратили в ругательство не абстрактные гуманисты, но националисты, сумевшие придать возвышенное звучание словосочетанию «национальное самоопределение». И хотя, разрушив империи, они ввергли свои и чужие народы в кровавые стычки и этнические чистки, я их хорошо понимаю: борьба за национальное самоопределение – это вовсе не борьба за экономическое процветание, свободу или чистоту нравов, но все та же борьба за бессмертие,а терроризм – оружие безнадежно проигрывающих в этой борьбе.