Александр Мелихов - Застывшее эхо (сборник)

Это наглая ложь? Несомненно. Но какой же дурак станет защищать истину, а не собственные интересы! Оттого-то так наивно и выглядят указания того же Гольдхагена «цивилизованному миру»: «Правительства должны поднять тревогу… Любой ценой защитить еврейское население своих стран… Политические партии должны недвусмысленно заявить… Любые антисемитские высказывания политических деятелей приведут к их исключению из общественной жизни…» Ведь вам же столько раз недвусмысленно дали понять: мы ничего вам не должны и, как выражается народная мудрость, шкура у нас трещит очень по-разному. Вот мы и будем вести себя по-разному. А если у кого-то хватит глупости (идеализма) и впрямь исключать из партии за антисемитские высказывания – что ж, значит, изгнанникам пора образовывать собственную партию, чему нисколько не препятствует «либеральный демократический европейский порядок».

Однако трескотня продолжается: «Правительства всех европейских стран должны… Соответствующее финансирование… Просветительских инициатив… Телепередач, лекций, публикаций и школьных курсов…»

Это чтобы мы всем осточертели окончательно. Как будто слова могут быть опровергнуты словами, неправильные слова правильными! За словами стоят интересы, которые никакими лекциями отменены быть не могут. А интересы европейцев расходятся с нашими. Во-первых, люди вообще сочувствуют только малым бедкам, от бедствий же чересчур ужасных, а наши именно таковы, они стараются закрыться. Во-вторых, внимание к векам наших истреблений и страданий автоматически требует осуждения собственных предков и осознания того трудновыносимого факта, что справедливость живет только в наших мечтах. А если все-таки признать земную справедливость существующей, то она начинает требовать повышенного внимания к другому народу, чего ему простить тем более нельзя, – опросы Антидиффамационной лиги это и подтверждают.

Если считать антисемитами тех, кто согласен с шестью из одиннадцати стереотипных суждений о евреях (евреи слишком много говорят о холокосте, они более лояльны к Израилю, чем к странам проживания, они имеют слишком большое влияние на мировые финансы, на бизнес, на мировую политику, на правительство США, на СМИ, они ответственны за большую часть войн, они заботятся только о своих соплеменниках и думают, что они лучше других, их ненавидят из-за их поведения), тогда оказывается, что «более четверти жителей планеты испытывают резкую неприязнь к евреям». На Ближнем Востоке и Северной Африке таких оказывается три четверти, а в Палестинской автономии их доля зашкаливает за девяносто процентов (при этом накал антисемитизма нарастает в образованных слоях).

В Восточной Европе юдофобами показала себя примерно треть населения, зато в цивилизованной Западной Европе всего только четверть. Однако для ядра ядреной партии хватит и этого, а прочие в решительный миг снова отвернутся. Тем более что ветер века дует в паруса антисемитов: их взгляды живут и побеждают «в Интернете и массовой молодежной культуре, в частности в спорте».

А. Прозор считает антисионизм маской извечного самоопыляющегося антисемитизма, но, я думаю, это не так, ибо Израиль никому в Европе не конкурент и не настолько несчастен, чтобы требовалось защищать мировую справедливость, подыскивая для него подходящую вину. Как раз обычным людям его сила импонирует, как и всякая сила, если она не угрожает лично им, – это людям благородным, чья экзистенциальная защита строится на чувстве превосходства над быдлом, требуется защищать того, кто в данный миг выглядит слабым, если даже час назад этот слабак перебил сотню их соотечественников: ведь своим сочувствует и быдло. Левые гуманисты тоже не хотят поклоняться успеху, но в эстетический интернационал я бы все равно их не взял, потому что они поклоняются не красоте, а высоте собственного морального облика.

А рядовые люди относятся к Израилю точно так же, как мы сами относились бы к какой-то квартире в нашем подъезде, откуда каждую ночь доносятся вопли и куда каждый день вызывают то полицию, то «скорую». Возможно, в первые пять-шесть лет мы бы еще пытались разобраться, кто там прав, а кто неправ, кто агрессор, а кто жертва, но лет после десяти – пятнадцати нас начала бы раздражать и жертва: «Уладь ты это наконец или свали куда-нибудь! Из-за тебя всему дому покоя нет!» – «Так эти хулиганы после меня за вас возьмутся!» – «Ну и черт с ними, дай нам хотя бы передохнуть от вашей свалки!»

Но жертве-то кажется, что ее правота важна не только для нее самой…

«Три урока для Европы» Марка Гринберга. В брюссельском Еврейском музее убиты четыре человека, но в СМИ это убийство безоружных названо перестрелкой. Убийцу именуют французом, обходя уточнение: алжирского происхождения. Он уже успел повоевать в Сирии и вообще пройти славным путем типичного исламского террориста, но антитеррористические структуры не видели оснований ему препятствовать, пока он наконец не уложил четверых евреев. Препятствовать исламистской пропаганде для европейской Фемиды тем более затруднительно, поскольку это было бы покушением на священную свободу слова. Я, впрочем, тоже не преувеличивал бы весомость слов – они способны лишь концентрировать реально существующие интересы, прежде всего психологические, экзистенциальные. А Марк Гринберг дает Европе такие три наставления: «Во-первых, с антисемитизмом – в первую очередь с исламским, ставшим уже "нормальным" в среде мигрантов-мусульман, – ей следует бороться не на словах, а на деле». Ну и другие два подобной же глубины: мы всегда готовы разъяснять народам, среди которых живем, их подлинные интересы, и они по странной случайности всегда совпадают с нашими. Впрочем, ничего странного – ведь именно мы воплощаем интересы гуманизма и культуры, а они недостойны своих культур.

Эту горькую правду русскому народу в статье «На развалинах цивилизации» говорит Виктор Шендерович. Наши западники, правда, часто оспаривают существование отдельной русской цивилизации, но подзаголовок все равно обращен только к русским: «Мы тешим себя тем, что мы – наследники Толстого и Чехова…»

Опять «мы», хоть бы кто-то сказал: «Я…» «Парфенон русской культуры высится над нами как память о былом величии, к которому мы, здешние, уже не имеем почти никакого отношения. Кстати, и генетически тоже, потому что потомки тех, кто создавал этот плодородный слой, по преимуществу убиты или рассеяны по белу свету. Потомков убийц по понятным причинам осталось больше».

Что ж, пусть они знают, кто они есть. Только к какому «мы» все-таки причисляет себя Шендерович? К чьим потомкам – убийц или жертв? Мне уже приходилось писать, что в моем собственном семействе разделение на чистых и нечистых совершенно невозможно: пока мамина сестра тянула червонец на Колыме (за мужа-комиссара Каспийской флотилии, революционного матроса, устанавливавшего советскую власть на Кустанайщине), ее брат в составе внутренних войск сначала депортировал ингушей, а потом охотился за литовскими «лесными братьями». А лучший отцовский друг когда-то закрыл в своем местечке синагогу, а после участвовал в «выкачке» хлеба, готовя пресловутый «голодомор» начала тридцатых. А сам отец тогда же мечтал рвануть на Берлин через Польшу, и не его заслуга, что он согрешил одними только помыслами…