Пол Коллиер - Исход. Как миграция изменяет наш мир

В сущности, восторженное отношение экономистов к миграции — это восторженное отношение к гастарбайтерской модели. Как правило, гастарбайтерские программы получают со стороны экономистов неявную поддержку, выражающуюся в игнорировании всех прочих последствий миграции. Однако профессор Алан Уинтерс, выдающийся экономист, специализирующийся на миграции, проявил достаточно интеллектуальной отваги для того, чтобы открыто защищать гастарбайтерскую модель. Конкретно он предлагает, чтобы все страны с высоким уровнем заработков поощряли массовую временную иммиграцию неквалифицированных трудящихся из бедных стран [68] Walmsley et al. (2005). . В экономическом плане мы вряд ли найдем в этом рецепте хоть один изъян: он, несомненно, даст глобальную экономическую выгоду и пойдет на пользу почти всем, кто будет вовлечен в его выполнение. Мы сможем воссоздать мир господ и слуг: в мансарде у каждых домохозяев, принадлежащих к среднему классу, поселится угодливая горничная из нижнего миллиарда. Тем не менее это предложение неосуществимо по этическим причинам. Замкнутые, автократические общества Персидского залива способны недрогнувшей рукой проводить резкую грань между правами коренного населения и правами иммигрантов. Для них не составляет труда и принудительная депортация иммигрантов, у которых завершился срок действия трудового контракта. Однако открытым, либеральным обществам Запада такая политика недоступна. Иммигрантов, уже прибывших в страну, депортировать чрезвычайно сложно: собственно, за исключением США, «сложно» следует понимать как «невозможно». В США администрация Обамы регулярно депортирует из страны порядка 400 тыс. человек в год. Напротив, в Европе случаи депортации редки, сопряжены с длительными юридическими процедурами и вызывают к себе неоднозначное отношение. Даже первые гастарбайтеры, прибывшие из Турции в Германию в 1950-е годы — как считалось, на время, — так и не уехали назад. Иммигранты, прибывающие в демократические страны с высокими заработками, становятся здесь не только частью рабочей силы, но и частью общества . Разумнее всего примириться с этим очевидным фактом и учитывать его последствия в общем балансе выгод и издержек, которые иммиграция приносит коренному населению.

После продолжительного экскурса в такие темы, как влияние миграции на коренное население в принимающих ее обществах, на тех, кто остался на родине, и на самих мигрантов, мы достигли этапа, на котором удобно сделать передышку. Рассмотрев социальные и экономические последствия миграции для населения стран, принимающих мигрантов, мы можем обратиться к вопросу миграционной политики с тем, чтобы дать ей предварительную оценку.

Разумная оценка изложенных в предыдущих главах фактов, которая была бы свободна от почти непреодолимого желания рассмотреть их сквозь призму тех или иных моральных предубеждений, сводится к тому, что умеренная иммиграция влечет за собой преимущественно благоприятные экономические последствия для коренного населения и неоднозначные социальные последствия. Возрастание культурного разнообразия компенсируется неблагоприятным воздействием разнородности на взаимное внимание и потенциальным ослаблением функциональной социальной модели диаспорами, сохраняющими верность дисфункциональным социальным моделям. Совсем другое дело — устойчивая ускоренная миграция: ее воздействие на коренное население, скорее всего, будет неблагоприятным как в экономическом, так и в социальном плане. Здесь в игру вступают фундаментальные экономические силы, известные нам по элементарным моделям: уровень заработной платы снизится, а общественный капитал будет распределяться среди большего числа людей. Социальная выгода, связанная с ростом разнообразия, наверняка окажется подвержена снижению отдачи, в то время как социальные издержки, порождаемые различиями и дисфункциональными социальными моделями, вероятно, возрастут. Для большей конкретности можно привести в пример иммиграцию из бедной страны с откровенно и крайне дисфункциональной социальной моделью — а именно из Сомали. Первые десять тысяч сомалийских иммигрантов, по-видимому, принесут любому принимающему их обществу разве что приятный прирост культурного разнообразия. Но такая иммиграция, в результате которой культурно обособленная сомалийская диаспора вырастет в размерах с одного миллиона до двух миллионов человек, уже почти не даст дополнительного прироста в разнообразии, в то же время ослабив взаимное внимание и сделав достаточно влиятельной плохую социальную модель.

Поэтому определенный контроль над миграцией необходим, но его цель — не в прекращении миграции, а в предотвращении ее ускорения. Поскольку моя аудитория разделится на промиграционный и антимиграционный лагеря, я предчувствую, что эта временная оценка уже приводит фундаменталистов в ярость. Однако существует ли какой-нибудь способ сопоставить друг с другом те последствия, о которых шла речь?

Промиграционный лагерь на данном этапе ответит заявлением о том, что было бы возмутительно пожертвовать важными и серьезными экономическими выгодами, а также радостями разнообразия из страха перед какими-то надуманными социальными потрясениями. Аналогичным образом анти-миграционный лагерь заявит, что нельзя рисковать разрушением ткани нашего общества ради нескольких эфемерных долларов. Но если миграция влечет за собой столь различные последствия, каким образом оценить ее чистый итог?

Один подход состоит в том, чтобы определить, какое из последствий сильнее скажется в долгосрочном плане. Если в краткосрочном плане преобладают в основном издержки, а в долгосрочном — выгоды, то к миграции следует относиться как к инвестиции и введение ограничений на миграцию окажется близорукой политикой. Но действительно ли последствия миграции соответствуют этой схеме? В долгосрочном плане единственным результатом миграции станет увеличение населения. По-видимому, для таких редконаселенных стран, как Австралия и Канада, это обернется благом; таким густонаселенным, как Нидерланды и Англия, это, вероятно, не принесет ничего хорошего. Напротив, самые очевидные экономические выгоды миграции проявляются в краткосрочном плане. Наплыв молодой рабочей силы временно снижает уровень иждивенчества, а экономика может развиваться полным ходом, не испытывая инфляции, как это было в 1997–2007 годах. Не исключены и некоторые среднесрочные выгоды, связанные с исключительностью иммигрантов — свойственной им высокой инновативностью; однако факты говорят о том, что эта черта не носит всеобщего характера и может определяться спецификой родной страны мигрантов и страны, принимающей их. Потенциальные социальные издержки — уменьшение склонности к сотрудничеству и щедрости вследствие роста разнообразия, а также возникновение диаспор, привязанных к дисфункциональным социальным моделям, — носят среднесрочный характер. Привычки общения в краткосрочном плане устойчивы к росту разнообразия. В долгосрочном плане население перемешивается и изначальная общительность может быть восстановлена. Позволяет ли эта схема решить конфликт между экономическими выгодами и социальными издержками? Думаю, что для редконаселенных стран позволяет: поскольку с большой вероятностью возобладают долгосрочные последствия, то для таких стран было бы дальновидно поощрять миграцию. Но в других странах политика открытых дверей может стать ошибкой: результатом окажется неустойчивый экономический бум, за которым придут сложные и длительные социальные проблемы.