Александр Проханов - Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

И это определяет сразу все наши уязвимости сверху донизу.

Вторая уязвимость — несправедливость. Она в системном смысле означает разбалансировку, нарушенный «сход-развал» между различными социальными силами. Несправедливость — это несоответствие реального положения имеющимся ожиданиям о том, как должно быть. Иначе говоря, сущее не отвечает долженствующему. В понятиях социально-экономических это совершенно очевидные вещи, но в более тонких моментах, скажем, таких, как перспективы жизни, — тоже несправедливо всё устроено. И эта дискуссия становится в нашем обществе очень острой. Это связано с упомянутой сословностью. В ячеистом, блочно-иерархическом обществе в предыдущие десятилетия родители создавали себе устойчивые, на века экономические позиции, соответственно — с передачей их детям. Отсюда возникает каскад последствий. 100 лет назад жестоко лечилась именно эта проблема. Способ лечения, как известно, может приводить к ухудшению заболевания.

Третья существенная проблема, третья уязвимость, связана со свободой. Мы по каким-то параметрам являемся суперсвободным социумом: свобода печати у нас есть, существует принцип нейтралитета Интернета, который сейчас подвергается изменениям даже в США. Принцип нейтралитета означает, что любая информация, появляющаяся в Сети, независимо от источника и контента, имеет равные права на присутствие там.

Но если посмотреть по глубинным вещам, то да, человек свободен, но в какие экономические условия он поставлен? Экономически он — раб. Если посмотреть его трудовой потенциал, он тоже окажется рабом — работодателя, хозяина, барина… Мы просто-напросто вошли в рабство. Рабство фактически всех перед немногими, но на самом деле перед всеми по разным основаниям.

И четвёртая уязвимость — это способность к изменениям без потери ориентира. Это можно назвать преображением. Потому что преображение — это качественное изменение, улучшающее состояние того, кто изменяется. Улучшение состояния проверяется через увеличение свободы выбора. Если свобода выбора уменьшается, то это было плохое изменение. Если мы посмотрим на изменения 1991 года: они вели к повышению свободы выбора или к ограничению? Ответ будет, к сожалению, однозначный.

Вот четыре критерия: правда, справедливость, свобода, преображение. Они отражают очень глубокие свойства, цивилизационный код нашего социума, нашей цивилизации, независимо от союзных республик, которые входят в это пространство. И в Казахстане мы его найдем, и на Украине, и в Литве, и в Беларуси свой национальный эпос, который все эти идеи утверждает через разного рода героев.

Александр ПРОХАНОВ: Иначе говоря, все эти принципы нарушены, они деформированы и побуждают наш социум к исправлению, к реформе, к восполнению этих утрат?

Александр АГЕЕВ: Да. А дальше возникает вопрос способа этих реформ. Ведь эти четыре названных свойства составляют уязвимость, но они же составляют и характеристики идеала. Он, конечно, имеет ещё десятки характеристик, но эти являются фундаментальными.

Александр ПРОХАНОВ: Здесь отсутствует такая характеристика, как уровень материального бытия, уровень технологического прогресса. Это вторично?

Александр АГЕЕВ: Я назвал фундаментальные аргументы. А функции — такие, как технологическое превосходство, капитализация, благосостояние, — являются производными. Из каждого свойства можно вывести последствия. Скажем, технологическое развитие, совершенство, конкурентоспособность, — это уже следствия свободы, прежде всего. Иначе говоря, чтобы быть свободными, мы должны быть свободны в примитивном военном смысле, то есть нам нужны свобода и независимость нашей Родины. Это Конституция обозначила, об этом говорит вся наша история. Если у нас не будет способности парировать любые угрозы, то у нас не будет свободы. А если у нас не будет базовой свободы, то будут концлагеря в том или ином виде, а обо всём остальном можно даже и не мечтать. Ни о преображении, ни о справедливости, ни о правде.

Александр ПРОХАНОВ: А существует в недрах нашего общества проект такого рода модернизации? Существуют человеческие группы, институты, существует теория эволюционного проекта XXI века или это все пока только на уровне чаяний?

Александр АГЕЕВ: Мне кажется, сегодня в нашем социуме есть значительное число разных групп, которые занимаются подобной проблематикой, разрабатывают тексты, вокруг которых формируются так или иначе сообщества, консорции. Они, безусловно, плохо скоординированы, но они присутствуют внутри различных государственных институтов — и научных, и образовательных, и в силовых и несиловых структурах. Если характеризовать это поле, то легко обнаружить, что оно очень негомогенное, дисперсное: пятен много, оно не представляет собой единого пространства. Но эта работа идёт.

Александр ПРОХАНОВ: Однако она не выходит на поверхность? Или она появляется в виде каких-то докладов, возникают всевозможные форумы, такие как Гайдаровский, Петербургский экономический?

Александр АГЕЕВ: Она проявляется во всех этих событиях. Особенно, если смотреть не только через окно новостных лент, которые проходят через фильтр журналистов и редакторов. Более существенно даже не то, что это делают журналисты, а то, что это делает регламент, то есть амбразура, которая выдается для информационного потока о событиях, сужена временем, рейтингами телевизионных каналов, директивами собственников и начальников. Интернет в этом плане более свободен, но присутствие внутри этих событий даёт ощущение очень серьёзной работы, ведущейся многими.

Александр ПРОХАНОВ: Значит, модернизация в России неизбежна?

Александр АГЕЕВ: Она происходит. Просто нам хочется, чтобы она была помасштабнее, побыстрее, с меньшими ошибками.

Александр ПРОХАНОВ: Но это не будет модернизация рывка? Это будет модернизация эволюции?

Александр АГЕЕВ: Зависит от уровня, с которого мы смотрим. Мы можем забраться на геостационарный спутник — это будет одна картина. И мы увидим с высоты спутника, что российские города освещаются лучше, чем это было 10 лет назад. Что потоки автомобилей в город и из города гуще. Можем спуститься чуть ниже и увидеть, что и дорог стало больше, они стали лучше. Если сядем за руль, то увидим, что некоторые дороги совсем хороши. Иначе говоря, окажется, что какой-то важный этап всё же пройден.

Любую успешную модернизацию можно характеризовать как экономический успех. А неуспешная модернизация может быть политическим или экономическим провалом. Но когда мы вводим категорию успеха, это нас связывает с категорией восприятия и оценки. Мы разучились воспринимать жизнь позитивно — мы все стараемся видеть в мрачном свете. У нас самовосприятие скорее занижено. Хотя, как показывают опросы, большая часть населения считает, что живёт вполне неплохо.