Юрий Поляков - Босх в помощь! [О гормональных либералах и безродных патриотах]

А можно ли было восстановить СССР, разваленный пять лет назад? Не знаю… Прибалтика была потеряна, там, думаю, удалось бы лишь добиться для русских равных прав с титульными нациями, но и это немало: получив доступ к выборам, русские общины навсегда бы обеспечили лояльность лимитрофов к России. Что же касается других советских республик, там едва-едва началось в ту пору строительство этнократических государств, и национальная элита еще не подавила русские кадры. Речь идет об Украине, Белоруссии, Казахстане, Молдавии, Киргизии, Узбекистане, Азербайджане, где сильны были пророссийские силы, а экономические связи с Москвой не разорваны. Эти республики, члены СНГ, вполне могли согласиться на обновленный Союз, сохранив широкую автономию. В стране под контролем КПРФ начал бы развиваться госкапитализм по китайскому сценарию. Почему бы и нет? Ведь Путин сделал позже то же самое, укротив, но не уничтожив олигархов. Однако тогда, в 1996 году, все случилось так, как случилось: Россия, истощенная семибанкирщиной, хаосмейкерами, вроде Гайдара, тотальным воровством Семьи, двинулась к дефолту, второй чеченской войне, потере суверенитета, полураспаду… В итоге убогий Ельцин сам отказался от власти, добытой с таким трудом, в пользу Путина… Когда, покидая резиденцию и тряся старческими щеками, он попросил преемника «беречь Россию», мне захотелось выстрелить в телевизор из гранатомета.

А если бы на первом канале перед выборами все-таки показали наш фильм? Мы могли бы стать теми, кто делает Историю. Но, увы, мы ее не доделали… Эх, да что там говорить: настоящих буйных мало!

Разочарованный и опустошенный, я слез с политических баррикад и вернулся за письменный стол: читатели ждали от меня новых книг. Нет, это не самодовольная фигура речи, а правда: мой роман-эпиграмма «Козленок в молоке», вышедший отдельным изданием сначала в издательстве «Ковчег», потом в ОЛМА-пресс, бил рекорды продаж. Он стал «лонгселлером» к завистливому недоумению постмодернистов, на все потуги которых публика отвечала фригидным равнодушием. Оно и понятно: по сути, постмодернизм – это что-то, вроде литературного фаллоимитатора. Сколько бы режимов и вибраций в него не заложили изобретатели, он все равно останется мертвой «жужжалкой». А в искусстве, как и в любви, хочется всегда чего-то живого и настоящего.

Но чтобы засесть за новую вещь, необходим сюжет, а его-то у меня и не было. О том, каким образом в писательском сознании завязываются и зреют фабулы, подробно рассказано в моем эссе «Как я ваял «Гипсового трубача»». А между тем закрепление у власти Семьи словно открыло некие тайные шлюзы, мир вокруг менялся стремительно, появлялись небывалые прежде социально-психологические типы, возникали головокружительные коллизии.

Безудержное и беззаконное стяжательство, открытый грабеж народа, присвоение государственной собственности, откровенное политическое мошенничество, – все это стало питательным «бульоном», в котором размножились уродливые, но по-своему яркие персонажи, буквально просившиеся на острие сатирического пера. Мне нужна была лишь емкая история, вроде приезда в город ревизора.

Так вышло, что сюжетом для новой вещи меня, как Пушкин Гоголя, снабдил 30-летний бизнесмен, владелец фирмы «Авиатика» Игорь Пьянков, типичный представитель поколения «гаврошей русского капитализма». С ним меня свел бывший директор Литфонда РСФСР Валерий Долгов, он в свое время стал инициатором коммерческого выпуска моих книг в обход государственных издательств: в стране зашевелилось предпринимательство. Так, повесть «Апофегей» под маркой «ЛФ РСФСР» была выпущена в 1990 году полумиллионным тиражом – и, заметьте, сразу разошлась. В прежние годы Долгов работал снабженцем на ВАЗе, а это был особый, редкий при Советской власти сорт людей, в народе таких звали «доставалами». Это про них когда-то писал Александр Межиров:

Такие, как Долгов, чувствовали себя в мутных и теплых водах российского капитализма, точно пираньи в родном водоеме. Он обладал фантастической энергией, оборотистостью и железной деловой хваткой. Помню, раздается звонок:

– Юр, как ты относишься к корейским холодильникам?

– А что?

– Оторвал по случаю. Оптом дешево отдавали. Возьмешь в счет гонорара?

– Возьму, пожалуй, – ответил я, глянув на свою облупившуюся и мелко дрожащую «Бирюсу».

– Договорились. Даже-даже!

Через час в мою квартиру грузчики уже втаскивали белоснежный агрегат невероятных размеров – с таймером, встроенным миксером и морозилкой, вмещающей пару кабанчиков.

С Игорем у Долгова тогда, в середине 1990-х, был общий бизнес, закончившийся ссорой и серьезным конфликтом, вплоть до стрельбы. Кто виноват, не мне судить, но друг друга они стоили. Валера меня однажды сильно подвел, навсегда отбив охоту к предпринимательству, о чем я написал рассказ «Про чукчу». Капитализм решительно разделил всех советских людей на плотоядных и жвачных. Я оказался из жвачных… Жизнь давно развела меня с Долговым, но я успел позаимствовать у него странное присловье – «даже-даже», отдав его проходимцу Кошелькову, персонажу моей комедии «Хомо эректус». Выходя с премьеры, куда я его, конечно, пригласил, Валерий поеживался, а когда я спросил его: «Ну как тебе?», он ответил после долгого молчания: «Даже-даже…»

Игорь Пьянков, одаренный от природы острым умом и бешеной энергией, тоже был из плотоядных. Его фирма занимала этаж в доме на Ленинградском шоссе, напротив метро «Динамо». Автомобилисты еще помнят, наверное, большую вертикальную надпись «Авиатика» на торце этого длинного белого здания. Не знаю, чем конкретно занималась фирма, но средства черпались в основном из столичного бюджета. Деньги Игорь вытягивал у власти мастерски. Однажды попросил меня с обаятельной картавинкой:

– Юра, я послезавтра иду на 60-летие Лужкова. У него на подписи лежит мой проект, без которого «Авиатика» прогорит. Помоги!

– Я? Как?

– Понимаешь, твой тезка Юрий Михайлович сам графоманит на досуге и обожает поздравления в стихах.

– И что?

– Выручай, напиши ему юбилейную оду!

– Даже не знаю…

– Юра, я – твой должник навек! Но учти, все будут поздравлять в стихах, наши должны быть лучше всех.

– Ладно, попробую, хотя ты как-то не по адресу…

Я лукавил, мои версификаторские навыки безжалостно эксплуатировались в школе, в институте, в армии, в комсомоле… Сколько стихов на случай я слепил – не сосчитать. Даже теща моя Любовь Федоровна как-то попросила сочинить поздравление к свадьбе сына своей высокопоставленной сослуживицы. Та, получив текст, удивилась: