Юрий Поляков - Честное комсомольское!

– Хотя, – продолжал Поляков, – в общем-то, комсомол прожил полноценную человеческую жизнь. Если будем считать, что он родился в 1918-м году, то его убили, скажем так, в 91-м.

– Его убили насмерть?

– Его убили насмерть вместе с советской цивилизацией. Потому что комсомол мог существовать только в рамках той системы. Он был обречен погибнуть вместе с ней. Кроме того, были еще отягчающие обстоятельства: слишком много собственности. Началась тотальная приватизация, и, понятно, появилось много желающих отхватить лакомые куски. Кто бы оставил все это комсомолу?

– А золото комсомола куда дели?

– У комсомола золота не было.

– Как не было? У партии было, а у комсомола не было?

– Да и у партии его не было. У государства были золотые запасы, которые, кстати говоря, Горбачев с Ельциным растранжирили. А у ВЛКСМ – ничего. Кроме золотых кистей на знаменах.

– У пионеров, то есть, у детской организации, тоже не было, естественно?

– Была золотая звездочка с портретом юного кудрявого Ленина – у октябрят. И горны золотистого цвета – у пионеров.

– Готовясь к встрече, просматривали некоторые ваши произведения, в том числе и совершенно новый роман «Небо падших». Складывается ощущение, что вы всю жизнь так и пишете о комсомольцах. Просто они взрослеют, обюрокрачиваются, кто-то в воров превращается, кто-то в развратников.

– У Зощенко в одном из рассказов есть такая фраза: «В трамвай вошла комсомолка». Но это не означало, что вот явился член ВЛКСМ женского пола, а просто девушка комсомольского возраста. Потому что долгие годы слово «комсомолец» и «комсомолка» были синонимами слов «юноша» и «девушка». Ведь подавляющее большинство, 90 с лишним процентов, советской молодежи были членами ВЛКСМ. И поэтому если я начинаю рассказывать историю какого-то человека – а мои герои, как правило, родились еще при советской власти, взрослеют при советской власти, то они у меня были комсомольцами.

У нас есть диссидентская литература, герои которой в советское время существовали в каком-то глубоком подполье, в отдельной своей среде и так далее. Но это не мои герои. Мои – нормальные, обычные советские люди, которые потом оказались в постсоветском пространстве. Как из гоголевской «Шинели», из комсомола вышло 95 процентов, остальные вышли, извиняюсь, из дурдома.

– Как сложилась судьба ваших героев-комсомольцев – не в книгах, а в жизни?

– По-разному… Кто-то стал олигархом, кто-то – бомжем. Так же, как и у их прототипов.

– А у героя повести «ЧП районного масштаба» кто был прототипом? Кем он стал?

– Там были два прототипа. Один – это Павел Гусев, нынешний главный редактор «Московского комсомольца». В юные годы был первым секретарем Краснопресненского райкома комсомола Москвы, где я был членом бюро. Потому что я был секретарем комсомольской организации Союза писателей. Сейчас все скрывают свое комсомольское прошлое, а я не скрываю. У меня даже есть стихотворение 1981 года «Воспоминания о райкоме», которое посвящено Павлу Гусеву. Кстати, «Литературная газета», которая вышла с шапкой «Бессоюзная молодежь» (номер, посвященный Дню рождения комсомола), открывается этим стихотворением Оно начинается так (с воодушевлением читает):

(1981)

Жаль, повторюсь через тридцать с лишним лет. Но речь не об этом. Вернемся к прототипам. Так вот, Павел Гусев – человек, который нашел себя в новой жизни, человек, скажем так, состоявшийся, можно даже сказать – состоятельный.

– А кто второй прототип?

– Валерий Бударин, первый секретарь Бауманского райкома комсомола, где я работал инструктором, когда вернулся из армии. Вот у него ничего не получилось. Где-то в начале 90-х его зарезали в пьяной драке.

– Почему из нашей жизни исчезли ударные комсомольские стройки? Почему, например, объекты для Олимпиады в Сочи строят не наши ребята, а гастарбайтеры? Наша молодежь не способна на что-то стоящее?

– Нет, дело не в молодежи, а в государстве. Вот советское государство до своего кризиса и падения было мощное, оно могло осуществлять макропроекты, организовывать громадные стройки, создавать объекты. (Только непонятно, почему сейчас этими плодами труда миллионов пользуются отдельные личности «приватизаторов»). Современное государство, видимо, неспособно это организовать. Хотя комсомольские стройки – это была очень интересная форма. Во-первых, давала молодому человеку возможность хорошо заработать.

– Тушенку давали.

– При чем здесь тушенка? Люди получали очень приличную по масштабам советской жизни зарплату. И за несколько лет работы на комсомольской стройке молодая семья могла скопить на кооперативную квартиру, на машину. Об этом сейчас просто не принято говорить. Хотя, верно, ко всему прочему снабжение комсомольских строек было очень хорошее. И многие мои знакомые поэты туда ехали на выступления, чтобы обзавестись дубленкой, ондатровой шапкой и еще каким-нибудь дефицитом.

– Взять тот же БАМ. Кто был, помнит – там же было классно!

– Да, классно! И БАМ остался – работает! Кроме того, то, что сейчас очень важно и о чем не говорят. Комсомольские стройки – это была, если хотите, лучшая школа интернационального воспитания. Там были не только русские. Туда съезжалась молодежь со всего Советского Союза: прибалты, таджики, узбеки, азербайджанцы, украинцы, белорусы, казахи… Все оттуда выходили интернационалистами. На этих стройках практически не было национальных конфликтов. И вот молодой человек, девушка, прошедшие через тигель этой межнациональной комсомольской стройки, они оттуда выходили интернационалистами. И эти люди уже не принимали бы участия ни в бирюлевских побоищах, ни в какой-то резне на границах Советского Союза. Об этом не говорят. А как раз такое скопление межнациональной молодежи вырабатывает интернациональный кодекс. Вот он, «плавильный котел» для наций, который ищут и никак не найдут нынешние идеологи.