Михаил Хазин - Воспоминание о будущем

Отказаться от подъема экономики Западной Европы (или переносу этого подъема в неопределенное будущее) тоже было невозможно, поскольку колоссальный левый подъем в политическом движении вызывал опасения резкого роста привлекательности советской модели развития. Роль коммунистов в послевоенных Италии и Франции была очень велика, и единственным надежным вариантом борьбы с этим явлением (если не считать политического террора, который, конечно, тоже имел место) было резкое повышение уровня жизни населения. Отметим, кстати, что обязательным условием участия в «плане Маршалла» было отсутствие коммунистических партий в парламентах соответствующих стран.

Вопреки распространенному мнению, роль «плана Маршалла» была ограничена. Во-первых, доля инвестиций в основные фонды стран Западной Европы в рамках этого плана была не так уж велика, во-вторых, бо́льшая часть денег по этому плану шла на покупку производственного оборудования в самих США, в-третьих, ключевой проблемой было не создать производящие мощности (в Западной Германии для этого в основном использовались инвестиции из Швейцарии, и это наводило многих экспертов на подозрения, что это были, собственно, те самые деньги, которые нацисты награбили по всей Европе, а затем вывезли в безопасное место), а обеспечить спрос на их продукцию.

И вот тут-то стало понятно, что сделать это сколько-нибудь быстро без допуска компаний к внутреннему спросу в США просто невозможно. Это сейчас совокупный спрос Евросоюза превышает внутренний спрос США, а тогда все было иначе, как я уже отмечал, спрос в США был больше, чем спрос всех остальных стран мира, вместе взятых. И формировался этот спрос как раз в долларах. Модель, которая была выбрана, исходила именно из этого обстоятельства.

Суть ее состояла в том, что на первом этапе восстановленные или созданные заново предприятия Западной Европы (за исключением Британии, которой все-таки война нанесла не такой мощный урон) начали работать на американский спрос, выраженный в долларах. Под эти доллары, полученные в Западной Европе (их потом назвали «евродоллары»), и выпускалась национальная валюта, которая обеспечивала рост внутреннего спроса.

При этом, разумеется, существенно росла сфера оборота доллара США в мире, что создавало необходимость не только эмиссии, но и инструментов ее обслуживания за пределами США. И это в тот период, когда, напомню, американским банкам было запрещено создавать филиалы. Даже позднее, когда ограничения на банковскую деятельность ослабли, американским банкам разрешили создавать только один филиал внутри США. Иными словами, для реализации программы расширения оборота доллара необходимо было не просто создавать специальные институты, но и защитить их от (на первом этапе потенциального) произвола национальных властей, которые могли бы начать защищать внутренние рынки от резких колебаний валютных курсов и притока/оттока спекулятивных капиталов.

Для решения этих задач в рамках Бреттон-Вудской конференции были созданы несколько международных институтов, которые до сих пор определяют параметры мировой финансовой системы. Это Международный валютный фонд (МВФ), Мировой банк и Генеральное соглашение о тарифах и торговле (ГАТТ), которое сегодня носит название Всемирной торговой организации (ВТО). Все они благополучно существуют до сих пор. При этом реформа международных финансов не была доведена до конца: валюта международных расчетов и (после 70-х годов) Единая мера стоимости в экономике – американский доллар – и институт, ее регулирующий (Федеральная резервная система США), остались под национальной юрисдикцией.

На тот момент, когда экономика США явно доминировала над всей мировой, это не играло большой роли. Но сегодня, когда доля США в мировом потреблении составляет заведомо больше 30 % от мировой (а возможно, и ближе к 40 %), а доля в производстве точно меньше 20 %, это стало, как мы увидим дальше, серьезной проблемой для мировой финансовой системы. Да, с учетом описанной выше схемы расширения сферы доминирования доллара (а позднее в рамках этой схемы произойдет экономическое чудо в Японии, на Тайване, в Южной Корее и в Китае) иного результата ожидать не приходилось, но тогда, в преддверии окончания Второй мировой войны, никто не ожидал такого структурного разрыва в экономике США.

При этом если начать внимательно смотреть на формальные документы, определяющие деятельность всех этих организаций, то можно сильно запутаться. Особенно с учетом того, что они существенно менялись за последние 70 с лишним лет просто под воздействием объективных обстоятельств. По этой причине в настоящем тексте я попытаюсь дать краткий экономический смысл реального существования всех этих институтов. Заключается он в очень простой концепции: стоимость кредита для конкретной компании определяется ее близостью к эмиссионному центру доллара. То есть Федеральной резервной системе США.

При этом степень близости определяется самими Бреттон-Вудскими институтами (т. е. в реальности элитой Западного ГП), которые к тому же следят за тем, чтобы национальные власти не пытались нарушить этот принцип за счет суверенных государственных институтов. В частности, путем дешевого рефинансирования национальных кредитных институтов, кредитования бюджета с большой долей внутренних инвестиционных расходов и/или ограничения внутренних валютообменных операций (запрет на них прямо внесен в Устав МВФ).

Почему это правило носит на сегодня универсальный характер? А потому, что ВТО следит за тем, чтобы рынки были глобальны и никто, пользуясь своим суверенитетом, не мог защищать внутренние рынки от внешнего воздействия. Чтобы нельзя было использовать инструменты эмиссии и государственной кредитно-денежной политики для снижения стоимости кредита для национальных предприятий, используются инструменты МВФ и Мирового банка (например, политика «карренси боард», т. е. привязка национальных валют к имеющимся валютным резервам, в разных ее ипостасях).

При этом, поскольку США до сих пор контролируют самые крупные в мире финансовые рынки и почти все товары в мире чего-то стоят только потому, что их можно обменять на доллары, отказ от сотрудничества с упомянутыми организациями возможен, но очень дорого стоит населению тех стран, которые решились на такой поступок. Грубо говоря, если попытаться реализовать такую политику, то люди в ней должны будут жить очень бедно. Что хорошо видно по Кубе и Южной Корее 90-х годов.

Разумеется, в такой ситуации в полной мере действует принцип «коготок увяз – всей птичке пропасть». Как только какая-то компания пытается выйти на богатые рынки США (или связанных с ними стран), выясняется, что она должна получать рейтинги в международных агентствах (иначе можно попасть под демпинговые санкции в рамках расследования по процедурам ВТО, не получить дешевый кредит и т. д.). Собственно, стоимость кредита определяется как раз рейтингом, который ставят аффилированные с ФРС и денежными властями США рейтинговые агентства. Но делают они это не просто так, а на основе информации, которую еще нужно получить. Словам самой компании, естественно, никто не поверит, а это значит, что если кто-то хочет получить рейтинг, он должен нанять аудиторскую компанию, причем не абы какую, а аффилированную с теми же структурами. Поскольку остальным, ясное дело, веры нет.