Флемминг Росе - Дело о «карикатурах на пророка Мухаммеда»

Меня и в молодости интересовала связь между так называемыми малой историей и большой историей, между мотивами поведения индивида, его стилем жизни и позицией в серьезных общественно-политических вопросах. Собственно, мой интерес подогревался желанием достичь некой интеллектуальной честности через осознание того, что все истории начинаются и завершаются отдельными личностями, их выбором и решениями. Я полагал, что должен привести в соответствие свои мысли, позицию по тем или иным вопросам и тот образ жизни, который веду. То, что я говорю и делаю для себя, и свои взгляды и мнения, выраженные публично. Честно признаюсь, удавалось это не всегда.

В 2009 году Салман Рушди [3] Британский писатель индийского происхождения, роман которого "Сатанинские стихи" вызвал яростный протест в мусульманском мире. — Примеч. ред . , давая мне интервью, затронул вопрос, ответ на который я искал в связи с карикатурным скандалом. Меня всегда волновало, когда другие рассказывали мою историю и интерпретировали мотивы моих поступков, не зная всего, что за ними стоит. Я воспринимал это как нарушение своих прав, хотя и осознавал: дело обрело такой размах, что начало жить собственной жизнью. Мнение людей о карикатурном скандале зависело в основном от их симпатий и антипатий, на факты внимания почти не обращали. И все же мне было неприятно, что другие рассказывают чужую историю, не давая человеку самому выступить в свое оправдание. Осенью 2008 года я посмотрел телепередачу, в которой Рушди говорил об экзистенциальной сущности человека как «рассказывающего историю», объясняя важность борьбы за право рассказать свою историю. В ходе нашей беседы я предложил ему развить эту мысль.

По мнению Рушди, все мы с младых ногтей в течение всей жизни используем различные истории о себе, чтобы лучше понять и точнее определить, кто мы есть. Данный феномен — следствие так называемого языкового инстинкта, составляющего неотъемлемую часть человеческой природы. Поэтому любые попытки ограничить его проявление — это не просто цензура или нарушение права на свободу слова, а насилие над нашей природой, вмешательство экзистенциального масштаба, которое, по словам Рушди, превращает людей в то, чем они не являются. Свободное общество отличается от несвободного тем, что в первом можно беспрепятственно рассказывать и пересказывать свои и чужие истории, обсуждать их, выражая свое одобрение или неодобрение. Обсуждение никогда не заканчивается, и в его ходе можно корректировать свою точку зрения. С появлением новых знаний происходит переустройство общества и его институтов на новый лад, начинают рассказываться и другие истории. Так произошло с рабством в США, нацизмом в Германии и коммунизмом в странах Восточного блока.

И полная противоположность — в закрытых и несвободных обществах. Здесь человек лишен права рассказывать свою или чужую историю. Вместо этого государство диктует населению, какой истории следует придерживаться. Люди лишены гражданских прав и фактически низведены до положения молчаливых и пассивных объектов. Государство владеет монополией на историю, преследуя каждого, кто оспорит официальную версию событий. Любые попытки критиковать диктатуру за подавление личности и нарушение гражданских прав, в том числе права писать свою историю, пресекаются цензурой или просто отметаются. Авторитарные режимы крадут историю у своих граждан, будучи в принципе неспособными предоставить людям право говорить о себе и других то, что они хотят.

В демократическом обществе, напротив, никто не имеет эксклюзивного морального, религиозного или политического права на строго определенные истории. То есть мусульмане имеют право рассказывать байки и делать критические замечания об иудеях, в то время как «неверные» могут подшучивать над исламом так, как им вздумается. Датчане могут иронизировать над шведами и норвежцами, «белые» — высмеивать «черных», «черные» мужчины — шутить о «белых» женщинах.

Нет ничего предосудительного в том, что многие критически относятся к национальным меньшинствам, у которых принято женское обрезание и девушки рискуют быть убитыми, если навлекут позор на свой клан; где браки по принуждению и полигамия являются частью культуры. Утверждение о том, что высмеивание и критика меньшинства является его привилегией, не только дискриминационно по сути, но и просто глупо звучит. В качестве примера возможных негативных последствий такого подхода можно привести эксклюзивное право нацистов критиковать самих себя, поскольку в сегодняшней Европе они относятся к выключенному из общественной жизни и преследуемому меньшинству. По той же логике, в России общественное порицание коммунистов стало бы возможным лишь после октября 1917 года, когда в результате переворота они захватили власть, а в 1901 году общественности следовало бы воздерживаться от критики в их адрес, так как тогда они были преследуемым меньшинством.

Такая логика опасна: она помогает возводить барьеры между социальными группами, стиль жизни и нравственные ценности которых различны, тем самым разобщая их, препятствуя межкультурному и межрелигиозному взаимодействию граждан. В демократическом обществе важно, чтобы народы не оказывались в замкнутом пространстве, еще больше обособляющем жизненные позиции людей со схожим менталитетом. Важно, чтобы социальные группы не прекращали диалог, чтобы они имели возможность рассматривать друг друга через призму собственного мировосприятия, особенно если их взгляды различаются или вовсе противоположны. Народы, которые общаются между собой, обмениваются мнениями и рассказывают истории, некоторое время спустя начинают влиять на мышление друг друга. И тогда уже труднее считать противоположную сторону врагом, извращенцем или безумцем — если только та сторона действительно таковой не является. Главное при этом — не кто и что сказал, а то, что высказывания открыты для дискуссии, легких и грубых насмешек, серьезной или несерьезной критики. Имеют значение лишь аргументы, а не цвет кожи, религия или политические симпатии.

О борьбе за право рассказывать историю Рушди сказал: «Этот вопрос всегда был основным в дискуссии о свободе слова и о том, каким образом следует рассказывать историю. Именно он стоит за нападками на „Сатанинские стихи“, так же как и за другими попытками ограничить свободу слова. Единственный ответ занимаемой мной в данном споре стороны подразумевает, что каждый человек имеет право рассказывать историю и делать это именно так, как считает нужным. Все зависит от того, в каком обществе мы хотим жить. В открытом обществе люди будут говорить на любые темы по-разному, вызывая порой недовольство и раздражение. Поэтому ответ однозначный: „Да, тебе это не нравится, но я тоже многое не одобряю“. Такова цена, которую приходится платить за жизнь в открытом обществе. Когда же начинаются разговоры о возможном контроле над некоторыми высказываниями и введении каких-либо ограничений, в мире перестает править свобода, с этого момента остается только обсуждать ту степень зависимости, с которой соглашаешься. При этом сам принцип несвободы уже принят».