Джордж Оруэлл - Дневники

Общественные бани в Барнсли очень скверные. Старинные ванны не слишком чистые и в недостаточном количестве. Судя по всему, бань не больше пятидесяти [21] На самом деле 19! [Рукописное примечание Оруэлла.] – и это в городе с населением 70–80 тысяч человек, большей частью шахтерcким, и ни у кого из них дома, кроме новых муниципальных домов, нет ванных.

Занятные совпадения. Когда я встретился с Леном Кеем, он посоветовал мне познакомиться с Томми Дегнаном, а ему меня рекомендовал еще Падди Грейди в Уигане. Но что еще интереснее, Д. Был одним из тех, кого вышвырнули с митинга Мосли, но не того, где я присутствовал. Вчера вечером я пошел повидаться с Д., но отыскал его с трудом. Он живет в страшном сарае под названием «Гарден-Хаус» – это старый полуразрушенный дом, который заняли человек шесть безработных и превратили во что-то вроде общежития. Сам Д. не безработный, хотя сейчас «гуляет»: за несколько дней до того, как его избили на митинге Мосли, на него в шахте упал камень. Мы пошли искать человека, которого выбросили на моих глазах с того собрания, где я был. Я хотел узнать подробности и увидеть синяки, прежде чем писать об этом в газеты. Мы не нашли его, но сегодня должен с ним встретиться. А потом мы столкнулись на улице с другим человеком, которого вышвырнули как раз при мне. Изгнание его – интересный пример того, как любой инцидент может быть представлен в искаженном свете и обращен себе на пользу демагогом типа Мосли. Во время заварухи в задних рядах этот человек – по фамилии, кажется, Хеннеси [22] Его фамилия Ферт, мне послышалось «Хеннеси» потому, что его представили мне как Хеллиса Ферта. (Эллис Ферт – тамошние жители очень непостоянны с произношением начальной «Х».) [Рукописное примечание Оруэлла.] О недельном бюджете Эллиса Ферта см. CW, X, pp. 365–367. – побежал на сцену, и все подумали, что он хочет что-то выкрикнуть и прервать речь Мосли. Тогда меня еще удивило, что, взбежав на сцену, он ничего не выкрикнул, и чернорубашечники тут же его схватили и выбросили. М. крикнул: «Типичный пример тактики красных!» Теперь же понятно, что произошло на самом деле. Хеннеси увидел, что чернорубашечники в задних рядах избивают Д., но добраться туда, чтобы помочь ему, не мог, потому что прохода посередине не оказалось, был только с правой стороны, и единственный путь к Д. вел через сцену. После того, как Д. выбросили, ему предъявили обвинение согласно Закону об общественных собраниях, а Х. – нет. Не знаю, было ли предъявлено обвинение другому человеку, Маршаллу. Выбросили еще и одну женщину – я не видел, это было где-то сзади: ее ударили по голове трубой, музыкальным инструментом, и она провела день в больнице. Д. и Х. вместе воевали на фронте, Х. был ранен в ногу, а Д. попал в плен во время отступления V армии {56} 56 V армии : по-видимому, Д. попал в плен во время весеннего наступления немцев южнее реки Соммы, спланированного Эрихом Людендорфом и начавшегося 21 марта 1918 года. Пятая армия вынуждена была отступать и понесла тяжелые потери. в 1918 году. Д., шахтер, был отправлен на шахты в Польшу. Он сказал, что там везде были бани в надшахтных зданиях. Х. говорит, что во Франции они тоже есть.

Г. рассказал мне страшную историю о том, как его друг, «поденщик», был погребен заживо. Его засыпало мелкими камнями, товарищи бросились к нему, полностью откопать не смогли, освободили голову и плечи, чтобы он не задохнулся. Он был жив и разговаривал с ними. Тут стала снова рушиться кровля, и им пришлось отбежать. Его снова засыпало, и им снова удалось освободить его голову, он все еще был жив и разговаривал с ними. Потом кровля опять осыпалась; на этот раз они не могли откопать его несколько часов, и он, конечно, умер. Но Г. рассказал эту историю еще и к тому, что погибший заранее знал, что шахта ненадежна и он может попасть под завал: «Это засело у него в голове так крепко, что он поцеловал жену перед уходом на работу. А она потом сказала мне, что он не целовал ее до этого сколько-то лет».

По соседству живет очень старая женщина – ланкаширская женщина, в свое время работавшая в шахте, возила в упряжи с цепью вагонетки с углем. Ей 83, значит, это было, наверное, в семидесятых.

Страшно устал после спуска в «дневную нору» – штольню, поскольку в нужный момент не хватило характера сказать, что до забоя не пойду.

Я отправился в штольню со штейгером мистером Лоусоном в 3 часа дня, а вышел около 6.30 вечера. Л. сказал, что мы не прошли и двух миль. Должен сказать, что мне далось это легче, чем в Уигане, либо потому, что сам путь был чуть легче (вероятно, треть его можно было идти выпрямившись), либо потому, что Л., человек пожилой, взял темп, удобный для меня. Главная особенность этой штольни, помимо того что это выработка с выходом на поверхность, – она в большинстве мест адски сырая. Там и сям попадаются изрядные ручьи, поэтому весь день и большую часть ночи здесь работают громадные насосы. Они откачивают воду на поверхность, и там образовался солидного размера пруд, но, что интересно, вода в нем прозрачная, чистая, по словам Л., ее даже можно пить. Пруд вполне живописный, в нем плавают лысухи. Мы пошли туда, когда уходила утренняя смена, а в дневной, непонятно почему, было сравнительно мало народа. Когда мы дошли до лавы, там у врубовой машины были люди, машина пока не работала, но они запустили ее, чтобы показать мне. Зубья на вращающейся цепи (в принципе, это колоссально прочная и мощная ленточная пила) подрезают пласт, после чего громадные глыбы дробят кайлами и грузят в вагонетки. Некоторые из этих глыб были около восьми футов длиной, два фута в толщину и четыре в ширину (толщина пласта, я думаю, четыре фута с половиной) и весили, наверное, много тонн [23] Кубический ярд весит, по их словам, 27 британских центнеров (1372 кг). [Рукописное примечание Оруэлла.] . Подрезая пласт, машина движется вперед или назад самоходом вдоль лавы. Место, где работают эти люди и те, кто грузят раздробленный уголь в вагонетки, просто ад. Раньше я об этом не задумывался, но от работающей машины летят тучи угольной пыли, она почти душит тебя, и дальше нескольких футов сквозь нее ничего не видно. Освещения никакого, кроме старинных ламп Дэви яркостью в две-три свечи, и даже непонятно, как люди работают при таком освещении, если их не собралось с лампами несколько. Чтобы перебраться от одной стороны пласта до другой, ты вынужден ползти по жутким угольным туннелям высотой в три фута и шириной в два и на заду передвигаться через угольные глыбы. За этим делом я, конечно, уронил лампу, и она погасла. Л. позвал одного из шахтеров, и он отдал мне свою. Потом Л. сказал: «Отколите себе кусок угля на память» (гости всегда так делают), и, пока я откалывал его кайлом, опрокинул вторую лампу, стоявшую между нами, и с тревогой подумал о том, до чего же легко заблудиться здесь, если не знаешь дороги.