Георгий Кублицкий - Таймыр, Нью-Йорк, Африка... [Рассказы о странах, людях и путешествиях]

Глядя на двойной подбородок Майкла, легко этому поверить. Когда Майкл встает на весы, стрелка, содрогнувшись, перескакивает далеко за пределы веса среднего американца: мой знакомый весит свыше ста килограммов.

— Возьмите наши книги о еде и здоровье, — продолжал Майкл, — вы прочтете там, что главная причина ожирения — неудачи и волнения.

— Майкл, видимо, я вас плохо понял…

— Отлично поняли. Да, при жизненных огорчениях американец ищет в пище удовлетворение и забвение. Что вы смеетесь? Ну конечно, вы там у себя пишете, что у нас не хлеб, а вата, что американец не ест, а заправляется горючим…

— Майкл, дорогой, я же в этом кафетерии не первый день, вижу, что едят и как едят.

Но Майкл считает, что кафетерий не очень типичен для американского образа жизни. Хороший ресторан — другое дело.

Тут уж протестую я. Кафетерий не типичен?! Это почему же? Я встречаю здесь самых разных людей. В кафетерии газетные волки из редакции соседней «Дейли ньюс» торопливо пожирают сочные бифштексы. Сюда приходят студенты высшей коммерческой школы. Здесь завтракают ребята, возводящие небоскреб на противоположной стороне улицы, клерки ближайшего отделения Первого национального банка и конторы нефтяной компании «Сокони-мобил». Короче говоря, люди разного достатка. Кого еще нужно? Миллионеров? Нельсон Рокфеллер, насколько я знаю, действительно предпочитает есть омаров в другом месте, но…

— Согласен! — прерывает Майкл. — Убедили. Давайте наблюдать. Кстати, вы мне напомнили с вашим Рокфеллером и омарами… Посетитель подзывает официанта: «Мне подали омара без клешни. В чем дело?» — «Сэр, омары у нас настолько свежи, что устроили настоящую войну на кухне. Они дрались клешнями, сэр». — «Да? В таком случае обменяйте мне этого пострадавшего на одного из победителей».

Майкл устраивается поудобнее. Наблюдать так наблюдать. Но пока — еще кое-что о кафетерии.

Работают в нем преимущественно фокусники. Вон недалеко от входа фокусник в разменной кассе. Вы протягиваете доллар — и в одно из углублений мраморного прилавка тотчас со звоном летит дождь монет: несколько «никелей» — пятицентовиков, «даймы» — монеты в десять центов, «квотер» — монета в двадцать пять центов.

Не успели вы сгрести их ладонью, как металлический дождь звенит уже в соседнем углублении, перед вашим соседом, и фокусник вместо традиционных «айн, цвай, драй» произносит повелительно: «Некст! Следующий!»

А остальные фокусники — в расчетных кассах. Пересчитать за четверть часа все яства на подносах трехсот спешащих людей у двух касс — это дано не каждому смертному!

Метнув молниеносный взгляд на заставленный поднос, седовласая миссис бросает:

— Два доллара двадцать семь центов. Благодарю вас, сэр!

Ее глаза — уже на следующем подносе, а тем временем она, не глядя, отсчитывает вам сдачу, вертит рукоятку автоматической кассы, протягивает чек с обозначением уплаченной суммы и приветливо улыбается постоянному посетителю за вашей спиной:

— Два девяносто два. Сегодня отличная погода, не правда ли, сэр?

Какого же напряжения требует здесь работа кассира! Я видел нечто подобное только в цирке, где гастролировал когда-то «человек — счетная машина».

Тот, кому совершенно некогда, мчится к стене-автомату. Там в три ряда стеклянные окошечки. Щель проглатывает ваши «даймы», и окошечко, щелкнув, открывает доступ к кексу или запеченным бобам.

Если монеты проглочены, но окошечко не щелкает, а кнопка «возврат» не желает отдавать монеты, американец поднимает страшный шум. Он колотит кулаком по стенке. В окошечке на фоне бутерброда с колбасой появляется испуганное лицо, слышатся извинения, и стекло торопливо приоткрывают изнутри самым кустарным способом, с помощью пальца.

Мы с Майклом сидим возле колонны. Стеклянные двери-вертушки почти недвижны: завтрак уже окончился, до ланча далеко.

Итак, мы наблюдаем.

По соседству какой-то человек, скрестив под столиком ноги, дремлет, ловко полуприкрывшись газетой. Очки сползли на нос, но издали ничего не заметно. Голова наклоняется ниже, ниже… Человек вздрагивает, выпрямляется, косит глаза в угол, где стоит зоркий и строгий администратор.

К столику напротив нашего присаживаются парень с девушкой. Девушка взяла салат, парень — котлеты с гарниром. Но что, кроме помидоров, на тарелках у наших соседей свежее? Все либо замороженное, либо консервированное. Богатая Америка, говорю я Майклу, могла бы позволить себе роскошь не держать мясо замороженным по два года и не начинять каждый кусок химическими препаратами. Ведь продукты подкрашивают, обесцвечивают, можно сказать, гримируют. Всюду пищевая косметика, свыше тысячи разрешенных правительством химических примесей! Некоторые сорта хлеба делают «черным», сдобу и масло желтят, в чай добавляется коричневая краска, чтобы выглядел крепким. При откорме индеек, говорят, применяется даже мышьяк…

— Кажется, мышьяк уже запрещен, — замечает Майкл. — Вообще у нас за всем этим строго следят. Есть особая инспекция. Зато у вас…

Майкл считает, что мы не умеем показывать товар лицом. О эта русская упаковка! Она не привлекает, не притягивает. И еще: русские едят слишком много хлеба, много картофеля, редко пьют фруктовые соки.

Действительно, в Америке к завтраку — стакан сока, ланч — с соком, к обеду — тоже сок. Соки разные и всегда холодные, со льда. Стакан сока, кока-колы, лимонада, молока, чашка кофе, чая стоят в кафетерии одинаково.

— Майкл, вы часто обедаете в кафетерий или в ресторане?

Нет, он предпочитает готовить сам. В Америке это просто. Есть, например, блюда «Вари в упаковке». На самом деле их даже варить не надо, они уже сварены, а пакет кладется в кипящую воду только для разогревания.

Я не пробовал блюд «Вари в упаковке», но читал результаты обследования подобных продуктов. Группа американских врачей пришла к выводу, что во многих из них питательных веществ «не больше, чем в глотке виски», а витаминов меньше, чем в корме для лошадей и собак!

Но, может, эти блюда вкусны?

Майкл колеблется. Ничего, есть можно, если, конечно, добавить разные специи.

— Скажите, какое из здешних блюд настоящее национальное? Ну как, например, у нас щи.

Майкл оглядывает витрины:

— Вот! Памкин-пай!

Я так и знал: пирог с тыквой. Популярность тыквы необыкновенна. Ее оранжевый шар со смеющейся рожицей можно увидеть среди игрушек, на картинках, на плакатах; есть даже фонарики-тыквы. И конечно, ярчайшие, светящиеся тыквы вопиют с окон кафетерия: «Сегодня свежий тыквенный пирог!»

Дыня здесь не десерт, а закуска. На тарелку с ветчиной кладут несколько ягод спелой клубники. Перед обедом иногда жуют специально подаваемые конфеты. Правда, это в хороших ресторанах, а не в кафетериях. Зачем? «Для аппетита»…