Александр Эткинд - Природа зла. Сырье и государство [litres]

Торф имеет свойство удерживать воду как губка, вода составляет до 90 % его массы. Спуская или выпаривая воду и возвращая золу в почву, голландцы понижали уровень земли, ведя дело к новым катастрофам. До прокладки каналов береговая линия была стабильна. Торфяники были средой обитания, малопригодной для человека, но их поверхность была выше уровня моря. Наводнения стали результатом осушения, и чем дальше шло осушение, тем больших усилий стоила защита от наводнений. Дамбы, защищавшие от морской воды, стали так же необходимы, как каналы и канавы, спускавшие пресную воду. Все это строилось из местных материалов: под слоем торфа была глина, и углубление каналов вело к укреплению дамб – или наоборот, необходимость досыпать дамбу вела к рытью каналов. Ветряные мельницы, откачивавшие воду с полей, стали регулярной чертой ландшафта этих «нижних земель» уже с XV века. Но торф продолжали сжигать, а каналы углублять и расширять; все это вновь понижало уровень земли ниже морского. Катастрофические наводнения стоили жизни сотням тысяч людей. Обычно это зло исходило от природы, иногда от человека. В 1574 году, когда Лейден был осажден испанскими войсками, Вильгельм Оранский сам приказал разрушить дамбы на реке Маас: деревни были затоплены, осада снята.

Институты коллективной защиты от наводнений развивались уже в Средние века. Специальные комиссии, составленные из знати, контролировали деятельность общин и ставили торф под свой контроль: его добыча грозила новыми наводнениями. Потом государство приняло эти функции на себя. У Гоббса и других классиков политической философии защита голландской деревни от наводнения была классическим примером, показывающим необходимость государства. Они вряд ли понимали, что причиной наводнений было не коварство природы, а активность человека и «трагедия общин»: если на ценный ресурс, в данном случае торф, нет прав собственности, пользователи эксплуатируют его вплоть до уничтожения. Сочетание двух принципов – «невидимой руки» и «трагедии общин» – разрушало природную среду, но создало преуспевающее общество и великую культуру. Создавая и охраняя права собственности, государство спасло общество, разрешая проблемы общинного пользования чрезвычайными мерами. В Голландии наводнения звали водным волком, ватервулфом. Левиафан укротил Ватервулфа: разделяя воду и землю, суверен взял ответственность за дамбы, шлюзы и набережные.

Расчеты показывают, что в целом на территории Нидерландов было добыто больше шести миллионов кубических метров торфа. Масштабы переработки земной поверхности быстро росли. После добычи торфа почву нужно было создавать заново; на обратном пути торфяные баржи везли золу, перемешанную с городскими отходами. Так, почти даром, создавались новые поля, был налажен транспорт, а города получали тепло. Если бы в Голландии не было торфа, для получения такого же количества тепла надо было бы иметь правильно налаженное лесное хозяйство на 800 000 гектаров земли, что равно четверти современной территории страны. Если бы в Голландии не было каналов, перевозка этих дров потребовала бы столько лошадей, что на их корм надо было бы засеять овсом еще треть территории страны.

Голландия долго оставалась страной торфа. В XVII веке туда начали завозить английский уголь, но торговля была незначительной, каменный уголь использовали лишь кузнецы. Он дает большую температуру горения; в отличие от торфа и древесного угля, он не боится влаги. В сравнении с добычей угля в карьерах и шахтах добыча торфа проста. Но в хранении торф опаснее угля: он может самовозгораться. Чтобы хранить его, надо соблюдать правила, близкие к ритуалу. С этим были связаны голландские чистота и пунктуальность, удивлявшие иностранцев. Вездесущий и незаметный, торфяной промысел не поддавался налогообложению. Зерно для городов стало предметом массового импорта, и государство могло сосредоточиться на доходах с дальней торговли, балтийской и колониальной. Это обусловило те мирные, продуктивные отношения между государством и обществом, которые до сих пор удивляют историков. Распределенный ресурс, торф определил многие черты голландской культуры и политики, так же как концентрированный уголь определил многие черты британской жизни.

Трудоемкий в добыче и хранении, торф не требовал особых знаний; весной и ранним летом, примерно три месяца в году, его добывали крестьяне и рыбаки, которые в остальное время года занимались другими профессиями. Дешевое топливо обеспечивало рост промышленности, основанной на термической обработке местных материалов. На торфяном топливе работали пиво-, соле- и мыловарни, кирпичные фабрики, керамические и фаянсовые заводы, стекольные мастерские, пекарни, коптильни и многое другое. Используя дешевую энергию торфа, Амстердам стал центром рафинирования английского сахара, а в Гарлеме отбеливался лен со всей Германии. Голландский торф не развивал достаточной температуры, чтобы вытеснить древесный уголь из плавильных печей, но сам древесный уголь жгли, экономя дрова, на торфе. Торф не мог служить и топливом для паровых машин – или то были бы совсем другие, еще более громоздкие машины.

Каналы стали приспосабливать для общественного транспорта. В 1630-х годах был расширен канал между Амстердамом и Гарлемом: лошади тянули баржи с грузами и пассажирами. Несмотря на войну, цена голландской земли росла, и это вдохновляло инвесторов. В середине XVII века они финансировали осушение нескольких озер в северной части Голландии, ранее созданных добычей торфа; площадь пахотной земли в этих провинциях увеличилась на четверть. Деньги, вложенные инвесторами в этот проект, превышали суммарную капитализацию обеих голландских компаний, Вест- и Ост-Индии. Внутренняя колонизация требовала больше средств, чем внешняя, и в данном случае принесла большую отдачу.

Развитие голландских производств, основанных на торфе, было образцом для индустриальной революции в Англии, основанной на угле. В середине золотого века торф давал нидерландской экономике вдвое больше килоджоулей на душу населения, чем уголь давал Англии. Две страны веками соперничали за господство в Северном море и на мировых океанах. Несмотря на огромные запасы угля, Англия долго отставала. Ее власти были озабочены продовольственной независимостью, препятствуя вывозу зерна и ограничивая его потребление. Напротив, Нидерланды закупали огромные партии балтийского зерна, оплачивая поставки экспортом, куда в XVII веке включились энергоемкие товары – кирпич, стекло и алкоголь: энергия, которую давал торф, позволяла вывозить эти товары дешевле конкурентов. Сочетая дешевую энергию с дорогим трудом и свободной торговлей, то был путь Промышленной революции – путь современности.