Михаил Зуев-Ордынец - Теремок дедушки Корнея

Пятого мая мы празднуем День печати. В этот день особо хочется поздравить нашего старейшего журналиста лауреата Ленинской премии Корнея Ивановича Чуковского. Его первые статьи были напечатаны еще в самом начале века в газете «Одесские новости». В 1905 году он — редактор-издатель сатирического журнала «Сигнал». За свою журналистскую деятельность в дореволюционное время Чуковский подвергался судебно-полицейским репрессиям.

Но Корней Иванович не только журналист, он — литературовед, переводчик, детский писатель. Его стихотворные сказки знают и любят дети многих стран.

Прошлой осенью у Корнея Ивановича Чуковского побывал в гостях постоянный автор «Уральского следопыта» — писатель Михаил Ефимович Зуев-Ордынец.

В подмосковном городке писателей, в Переделкине, есть улица Серафимовича. Вернее, это даже не улица, а широкая просека, прорубленная в корабельном сосновом бору. А в начале той улицы стоит сказочный теремок с резными деревянными коньками над крыльцом, с разноцветной крышей, со стенами, ярко и весело расписанными. Тут герои многих сказок: и жар-птица, и золотая рыбка, шкодливые коты, ухмыляющееся солнце, дотянувшаяся до крыши жирафа и, конечно, любимый детьми всего мира Крокодил Крокодилович. «Теремок дедушки Корнея», — так ласково называет чудесный домик детвора не только Переделкина, но и сел Лукина, Мичуринца, Чобот, Баковки.

Этот теремок — детская библиотека — дар человека большой, светлой души — Корнея Ивановича Чуковского. В уютных горничках теремка много всяких игрушек, но это не выставка, не музей, нет: приходи, детвора, бери, играй, веселись! А главное, много в теремке полок, а на них книги, книжечки и книжицы на все детские вкусы. И не только на детские. И юноши, и девушки, «обдумывающие жизнь», найдут здесь серьезную и захватывающую приключенческую, и высоко, благородно романтичную книгу, и певучие стихи.

Интересно, даже забавно происхождение библиотеки-теремка. Об этом я услышал от самого Корнея Ивановича.

Я знал, что Корней Иванович сейчас усиленно работает, но все же решился позвонить ему и просить о встрече. Объясняю, что хочу написать о его библиотеке и что приехал я из Караганды. Услышав слово «Караганда», Корней Иванович предлагает мне тотчас же, не откладывая, прийти к нему.

— Работу можно прервать. Об этом не беспокойтесь!

Дача его стоит бок о бок с библиотекой. Домашние Корнея Ивановича говорят, что писателя надо искать у костра. Я растерянно оглядываюсь, и мне указывают на вековую сосну. На ней красочный указатель: «К костру».

Иду в этом направлении — не дачным садом, а вековым дремучим бором. Продираюсь через кусты и подлесок и вижу, наконец, синий дымок костра. А вот и большая круглая поляна. Посередине ее горит костер из толстых плах и коряжин. Об этом знаменитом веселом, шумном и радостном костре «дедушки Корнея» мы обязаны рассказать подробнее. Но это потом, когда костер будет ярко полыхать, а сейчас он только тлел и густо дымил. Догадываюсь: в этот жаркий летний день нужно не пламя, а дым от комаров. Костер обступили с трех сторон длинные скамейки в несколько рядов. На одной из них сидит Корней Иванович. В руках его листы какой-то рукописи и карандаш. Он увлекся работой и не замечает меня. Я кашляю. На меня поднимаются сердитые, недовольные глаза. Но, догадавшись, что перед ним стоит карагандинец, он сразу меняется. Теперь я вижу лицо простого, доброго человека. Корнею Ивановичу недавно стукнуло восемьдесят, а глаза молодые, веселые, с задиристым прищуром. Невольно вспоминаю хмурые, обиженные слова молодого детского писателя, которому досталось от Чуковского на орехи: «Старик, а и сейчас зубастый! Годы не берут!».

Я начинаю разговор сразу о библиотеке. А хозяин мягко, вежливо, но решительно переводит разговор на меня. Кидает «пристрелочные» вопросы: давно ли я работаю в литературе, какие книги Написал, в каком жанре подвизаюсь? Я отвечаю коротко, несколькими словами, но он требует подробного, обстоятельного доклада. А слушать собеседника Корней Иванович умеет, хорошо слушать, внимательно, доброжелательно и весело. Лицо его вдруг оживляется.

— Так, так, теперь я припоминаю! Приключенческие романы и рассказы, ведь так? Знаете, а я очень люблю этот жанр. Приключения — мое любимое чтение.

Я снова пытаюсь свернуть наш разговор на библиотеку, и снова хозяин умело переводит его на тему, более его сейчас интересующую. Я и не заметил, как был вовлечен в горячий, взволнованный разговор о нашей современной советской литературе и современных писателях. Я слышу оценки короткие и блестящие, то восхищенные, то доброжелательные, но нередко и поистине уничтожающие.

Небольшой столик, за которым мы сидим, завален листами с машинки. На полях многочисленные пометки и исправления требовательного к себе автора. Во время нашего разговора машинистка то и дело приносит новые листы. А Корней Иванович начинает говорить о Роберте Бернсе. Чувствуется, что он буквально влюблен в шотландского поэта, рассказывает мне малоизвестные факты из его жизни, показывает редчайшие старинные издания, лондонские и эдинбургские, выбирает в сборниках любимые бернсовские стихи и читает их по-английски. Но вот я опять завожу разговор о его библиотеке. Нельзя же надолго отрывать человека от спешной работы. Корней Иванович заметно скучнеет, видимо, ему изрядно надоели разговорами на эту тему газетчики и журналисты. Но вдруг лицо его оживляется, глаза смешливо щурятся.

— Очень забавно было начало этого дела! Ну до чего же хороши и неожиданны бывают наши дети!..

…Прослышав, что рядом живет знаменитый сказочник, друг-приятель Мой- додыра, Мухи-цокотухи, Бармалея и Крокодила Крокодиловича, пятилетний Славик Голубев заявился к нему и решительно объявил:

— Хочу учиться на богатыря. Давай книжку про богатырей.

Напрасно дедушка Корней уговаривал Славика переменить будущую профессию: может быть, лучше стать моряком или летчиком, а на что уж лучше быть шофером — и баранку можно крутить, и дудеть можно сколько душе угодно. Но выбор Славика был решительный и окончательный: «Хочу учиться на богатыря! Давай книжку про богатыря!»

Ему дана была пушкинская сказка про богатырей. Он вернул ее через час, прочитанную ему приятелем, учеником второго класса. Но во второй раз Славик пришел не один, а в сопровождении четверых приятелей. И все они просили книжку — кто «про моря и маяк», кто про танкистов, а кто и про бабу-ягу. Книжки им были даны, и советовалось по прочтении обменяться ими. Была надежда, что они не скоро прочитают по пять книг каждый. Напрасная надежда! Маленькие читатели отошли от крыльца дедушки Корнея сотню шагов, сели под сосной, и два грамотея начали обрабатывать одну книгу за другой. Книги попались такие интересные, что их читали, не отрываясь, и к вечеру прикончили все пять.