Сомерсет Моэм - Время и книги (сборник)

Когда читаешь подобные дневники, в глаза бросается ужасный эгоизм автора. Да и все мы эгоисты. Для нас естественно любые вопросы рассматривать применительно к себе. Однако в жизни мы неизбежно сталкиваемся с эгоизмом наших собратьев, и приходится как-то справляться. Если подавлять или хотя бы скрывать собственный эгоизм – это окупается. Давным-давно князь Кропоткин написал книгу, в которой доказывал, что многие животные способны проявлять сочувствие. Думаю, иногда на это способны и люди. Когда испытываешь сочувствие, а тем более любовь, жертвовать собой ради других только приятно. Получается, что альтруизм – странный результат нашего врожденного эгоизма. Впрочем, не все столь удачно устроены. Авторы рассматриваемых дневников не таковы. Жюль Ренар как-то раз сказал жене: «Ты говоришь, что я эгоист. Не будь я эгоист, это был бы не я». Поль Леото заявлял: «Меня никто, кроме меня самого, не интересует». Так же могли бы сказать и другие, будь они достаточно откровенны. И еще он добавлял: «Когда я не думаю о себе, я вообще ни о ком не думаю».

Три литератора, о которых я собираюсь рассказать, сочиняли среди прочего и романы, и все же романистами я бы их не назвал. Скорее людьми, владеющими пером. Романист, конечно, тоже может владеть пером, но для него это не главное. Он может писать плохо, может быть не слишком образован, ему может недоставать общей культуры, однако если у него есть особый дар, он все же способен создать очень хороший роман. Романы Гонкуров – изложение тщательно собранных фактов. Романы Ренара и Леото чисто автобиографические. Сравнивая их романы с дневниками, а в случае Ренара еще и с письмами, удивляешься, сколь мало они прибегали к вымыслу.

Беллетристика Андре Жида более изящна, но она тоже в основном рассказывает о его личных переживаниях. Однажды, завтракая вместе с Роже Мартеном дю Гаром, близким другом Жида, я завел о нем разговор и, в частности, заметил, что Жид редко писал о ком-либо, кроме себя. Мартен дю Гар кивнул и сказал, что как-то даже упрекнул его за это, а Жид ответил, что начал новый роман и очень старается не показать в нем себя. Назывался роман «Фальшивомонетчики». Дописав его, Жид пригласил Мартена дю Гара, чтобы прочесть ему вслух. Слушая роман, гость буквально трясся от смеха. Несколько раздраженный, Жид поинтересовался, в чем дело. «Ты же хотел, чтобы тебя в романе не было. А сам еще ни в одной книге так явно себя не проявлял».

Это верно. «Фальшивомонетчики» – роман не очень сильный, но интереснее многих хороших, потому что Андре Жид, человек умный и образованный, вывел в нем весьма привлекательный портрет самого себя.

Его дневники гораздо интереснее тех, о которых пойдет речь. Жид талантливее их авторов и шире образован. Для француза он довольно много путешествовал и много читал зарубежных писателей. Он любил музыку и хорошо играл на фортепьяно.

В самом первом эссе я рискнул выдвинуть мысль, что эгоизм, доведенный до высшей степени, бывает губителен для романиста, а потом другую – что автору нечего предложить читателю, кроме самого себя. На первый взгляд эти два высказывания плохо согласуются. Если писатель сверхэгоист и его интерес к другим ограничивается тем, какое влияние он на них оказывает, он никогда не узнает людей настолько, чтобы самому создавать живых существ. Если же автор способен интересоваться людьми ради них самих и чутьем понимает, что может вставить их в книгу, то ему, вероятно, посчастливится создать героев даже более живых, чем их прототипы. Прекрасный тому пример – мистер Микобер. Автор остается эгоистом, а результат достигнут.

Для писателя эгоизм неудобен, ибо суживает круг его интересов. Жюль Ренар и Поль Леото никакими искусствами не интересовались, их увлекала только литература. Леото, хоть и прожил всю жизнь в Париже, ни разу не побывал в Лувре (и если упоминает о «Лувре», то спешит заметить, что речь не о картинной галерее, а о магазине), и когда однажды он оказался в Люксембургском дворце, где выставлялись ранние импрессионисты, то увидел лишь скверную мазню. Не припомню также, чтобы Жюль Ренар в своем «Дневнике» хотя бы раз упоминал картины. У Гонкуров – и они этого никогда не скрывали – музыка ничего, кроме раздражения и отвращения, не вызывала, и слушать они могли только военный оркестр. Они, правда, любили изобразительное искусство. Андре Бильи, их замечательный биограф, пишет об их безупречном вкусе; на самом деле вкус у них был довольно своеобразный. Они ставили Перуджино выше Рафаэля, а про Микеланджело писали: «Скульптор, но не художник». Интересно, доводилось ли им видеть своды Сикстинской капеллы? В похвалу братьям следует упомянуть, что они были в восторге от Тернера и очень восхищались Констеблем. Делакруа и Энгра они называли художниками, не умеющими писать. Курбе их бесил. «Безобразное и только безобразное. Причем безобразное без всякого характера, безобразное без прекрасного». Гонкуры хвалили Теодора Руссо, зато о Мане, Моне и Дега всегда говорили с усмешкой.

Гонкуры начали вести дневник в 1851 году. Поль Леото начал свой в 1893-м; четвертый из напечатанных томов повествует о 1924 годе; Леото дожил до старости и дневник вел до самой смерти, так что издадут еще не один том. Жюль Ренар умер в 1910 году. Жид вел дневник до 1949 года. В целом их дневники описывают почти столетний период литературной жизни. Франция второй половины девятнадцатого века была богата писателями как ни одна другая страна. Гонкуры водили знакомство с Сент-Бевом, Тэном, Ренаном, Мишле, Флобером, Анатолем Франсом и Мопассаном. Они были современниками Бодлера, Верлена, Рембо и Малларме. Впечатляющий список.

Эдмон Гонкур родился в 1822 году, а его брат Жюль в 1830-м. Они были преданы друг другу, как мало кто из братьев. Они одинаково мыслили, имели одинаковые стремления, радости и горести. Их прадед, носивший плебейское имя Антуан Гюо, был поверенным – профессия, которая в девятнадцатом веке никакого престижа не имела. Можно только догадываться, как именно он накопил денег, чтобы приобрести в 1789 году, за три года до революции, небольшое поместье в Гонкуре и получить дворян ский патент за подписью Людовика XVI вместе с правом называться Гю о де Гонкур. Облагородившись таким образом, он изготовил себе герб. Его внук, отец Эдмона и Жюля, служил с отличием в наполеоновской армии и во время русской кампании был тяжело ранен.

Эдмон и Жюль Гонкуры своим дворянством очень гордились. Когда они получили достаточную известность, в некоем справочнике их назвали «Эдмон и Жюль Гюо, именуемые де Гонкур», то есть выходило, что «Де Гонкур» – nom de plume [108] Литературный псевдоним ( фр. ). . Гонкуры яростно протестовали и требовали опровержения в четырех ведущих газетах. В 1860 году некий Амбруаз Жакобе получил от государства право именоваться Жакобе де Гонкур, и они затеяли против него тяжбу. Судебные власти указали на тот факт, что предки Жакобе, как и предки Эдмона и Жюля, купили поместье под названием Гонкур, только в другом департаменте. Гонкурам пришлось отозвать иск.