Василий Пихорович - Заметки на полях книги «Есть ли будущее у капитализма?»

Определенное влияние имеет И. Валлерстайн и его школа на группу теоретиков, возглавляемую А.В. Бузгалиным. Они не только, вслед за Валлерстайном, называют себя «неомарксистами», но и тесно сотрудничают с «мирсистемщиками». Так, например, И. Валлерстайн принимал участие в организованном по инициативе А.В. Бузгалина Московском экономическом форуме 2013 года [1-18] [1-18] Кстати, свое выступление на этом форуме И. Валлерстайн посвятил именно тем вопросам, которым посвящена книга «Есть ли будущее у капитализма». .

Нужно сказать, что Московский экономический форум представлял собой по-своему эпохальное событие. Центральной идеей его была идея критики экономического мэйнстрима», или, как выразились организаторы форума, «рыночного фундаментализма», и реабилитации политической экономии. Конечно, куда лучше было бы, если бы организаторы форума высказали эти идеи лет тридцать назад [1-19] [1-19] Примечательно, что Первый международный политэкономический конгресс стран СНГ и Балтии, который положил начало Московскому экономическому форуму, проходил в стенах Института экономики РАН, которым в свое время руководил один из главных идеологов рыночных реформ в СССР Л.И. Абалкин, и в рамках конгресса даже было мероприятие, посвященное его памяти. . Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Куда печальнее другое, что Московский экономический форум, который был заявлен как плацдарм борьбы против «рыночноцентризма», очень плавно трансформировался в собрание вполне добропорядочных российских патриотов, которые теперь с благословения и при мощной поддержке власти [1-20] [1-20] Мероприятия МЭФ теперь проходят в конгресс-холле Торгово-промышленной палаты РФ, а в прошлом году еще и в здании мэрии Москвы. решают тот же самый сокровенный вопрос, который когда-то решал Солженицын — «как нам обустроить Россию».

И тем, кому это сравнение покажется слишком резким, пусть не спешит. На самом деле все намного сложнее, чем кажется. Нельзя забывать, что Солженицын тоже начинал как очень ортодоксальный марксист. Он был репрессирован за то, что в личных письмах с фронта критиковал Сталина в том числе и за «за искажение ленинизма». Да и после отсидки он оставался «верным ленинцем». И если выдвижение его на Ленинскую премию можно пробовать объяснять антисталинской конъюнктурой того времени (хотя это объяснение будет крайне наивным — кто-кто, а те, кто выдвигал тогда писателей на Ленинские премии, очень тщательно проверяли политическую благонадежность их протеже, ведь за его поведение потом придется отвечать), то очень сложно объяснить конъюнктурой, например, тот факт, что, по свидетельству Л. Науменко, одно время портрет Солженицына стоял на книжной полке у самого, пожалуй, глубокого советского философа-марксиста Э.В. Ильенкова [1-21] [1-21] Лев Науменко. «Наше» и «мое». М. 2011. с. 120. , а очень положительную рецензию на «Один день Ивана Денисовича» (хотя и весьма критическую в деталях, но одобрительную в целом) на роман «В круге первом» писал Мих. А. Лифшиц [1-22] [1-22] http://mesotes.ru/lifshiz/soljenizin.htm , которого тот же Солженицын окрестил «ископаемым марксистом».

Да и вообще, всегда нужно помнить, что национал-социализм, сионизм, современная социал-демократия — это ведь тоже социалистические течения. И в этих явлениях ничего нельзя понять, если думать, что они не имеют ничего общего с «настоящим социализмом», или объяснять их политику предательством интересов дела социализма.

Разумеется, это предательство, но нельзя забывать, что это предательство именно дела социализма, то есть, что все это есть именно социалистические по своей природе течения. Тот, кто этого не поймет, сам обречен на такого или иного рода предательство.

Предательство тут вырастает не из личных качеств деятелей этих движений, а из логики той борьбы, которая порождает как само предательство, так и предателей. Политическое предательство нельзя рассматривать просто как политическое ругательство или как этическую категорию. На самом деле, оно играет очень важную роль в политической, а еще большую — в теоретической борьбе классов и требует к себе очень пристального внимания, в том числе и теоретического.

Мы уже отметили, что оно может быть рассмотрено рационально только как «свое-другое» того дела, предательством которого оно является. Иначе о предательстве и говорить нельзя, поскольку если это не будет переход на позиции враждебного класса, то это будет что угодно, но никак не предательство.

Следующий пункт, который напрямую вытекает из первого состоит в том, что далеко не всякое предательство должно рассматриваться как нечто абсолютно отрицательное. Если мы имеем дело с переходом определенных деятелей или целых партий класса реакционного, то есть переставшего играть созидательную роль в истории, на позиции более прогрессивного класса, то такое «предательство интересов своего класса» должно только приветствоваться.

Что касается теоретической борьбы, то здесь такое «предательство» играет исключительную роль, поскольку революционный класс вообще не может ниоткуда «вербовать» [1-23] [1-23] Выражение Маркса себе теоретиков, как только из представителей господствующего класса, ибо господствующий класс, кроме всего прочего, имеет монополию на образование, а его представители — время и возможности для того, чтобы посвятить себя теоретической работе. Но было бы безумием упрекать такого рода «волонтеров революции» из числа господствующего класса в предательстве, ибо они, переходя на позиции исторически перспективного класса, тем самым представляют не только его интересы, но и интересы общеисторические, и, в конечном счете, интересы того класса, который они предали, ибо в его собственных интересах как класса — сойти с исторической сцены вовремя, как только выяснилось, что он превращается в тормоз истории.

Так что вопрос не в предательстве самом по себе, а в том, о предательстве интересов какого класса идет речь. К слову сказать, это не такой уж простой вопрос — выяснить, какой именно общественный класс в данный момент в данном месте является исторически прогрессивным, а какой реакционным. И знание общей схемы (что буржуазия была прогрессивной в эпоху буржуазных революций, а после того, как она закрепляется у власти, она становится реакционной, и особо реакционной она становится тогда, когда капитализм перерастает в империализм, который, как известно, есть эпоха пролетарских революций) ничего не дает. Не только буржуазия, но и пролетариат (который, к слову сказать, есть все-таки класс буржуазного общества и далеко не всегда в этом обществе он оказывается в положении, когда ему «нечего терять») не могут «приватизировать» звание революционного класса.