Михаил Делягин - Разворот в никуда. Россия в петле Кудрина

Именно в этой особенности американского национального характера заключается одна из причин того, что искусство составлять людей в структуры впервые появилось в США. А когда людей легче складывать в структуры, то и сами эти структуры работают надёжней и эффективней.

Оборотная сторона этого — упрощение личности не только как результат, но и как социальная цель, как объективная задача основной части организаций и общества в целом. Это ведёт к стандартизации, ограничивающей индивидуальное творчество и подрывающей этим саму возможность прогресса организаций.

Американское общество выработало множество механизмов (начиная с поддержки иммиграции творческих людей и пресловутой «политкорректности»), стимулирующих внутреннее разнообразие, но они остаются частичными, и описанное противоречие не только сохраняется, но и обостряется, создавая на наших глазах реальную угрозу западной цивилизации.

Возможен и иной вариант: противоречие между стандартизацией индивидуальных личностей ради удобства формирования организации и потребностью этих же организаций в необычных личностях ради стимулирования, необходимого для развития творчества, может быть решено на уровне коллективов, а не отдельных людей.

Развитие компьютерных технологий и формирование всемирной информационной сети может достигнуть момента, когда её сложность будет сопоставима со сложностью человеческого мозга или даже превысит её. С этой точки зрения нынешние раздробленные «коллективные сознания» могут стать элементами и контурами единого планетарного сознания (или нескольких глобальных), подобно тому, как индивидуальное сознание человека уже становится элементом сознания коллективного. Это сознание впервые в истории может сделать человечество (а точнее — его активно использующую компьютерные технологии часть) действительно единым целым.

При усложнении и сгущении информационных потоков на базе более развитых коммуникаций ещё до формирования единого планетарного сознания возникнут единые планетарные контуры переработки информации, носящие надчеловеческий характер и, вполне возможно, не воспринимаемые индивидуумами. Было бы безосновательным биологическим шовинизмом априорно утверждать, что этим контурам и связанному с ними планетарному разуму будут недоступны творчество и интуиция. Более того: близость по масштабу к единому информационному полю, являющемуся, вероятно, источником интуиции и творчества, позволяет допустить, что эта форма мышления будет более органична ему, чем отдельным личностям.

Снижение способности к творчеству со стороны интегрируемых в организации личностей может быть восполнено появлением нового субъекта творчества — глобального разума (или нескольких разумов такого рода), по-прежнему образуемого отдельными людьми и не существующего без них и вне них, но не осознаваемого и не замечаемого ими.

Человек будет постоянным источником пополнения информационного поля; возможно, некоторые его особенности (прежде всего эмоциональность) обеспечат ему положение уникального элемента в иерархии разумов и, соответственно, сделают его вклад в формирование информационного поля необходимым и незаменимым. Его биологическая, социальная и технологическая эволюция станет инструментом самосовершенствования надчеловеческого сознания.

Человечество, по-видимому, ещё не столкнулось с планетарными проблемами, требующими формирования и пробуждения планетарного же разума (или нескольких — скорее всего, цивилизационных — разумов, конкурирующих на глобальном поле). Но то, что инструмент этого формирования уже куётся вдохновлёнными похотью любознательности и наживы умами, заставляет вглядываться в убегающий горизонт развития в предвкушении новых проблем и свершений. Хотя, возможно, не только коллективный разум, но и грядущие планетарные проблемы будут доступными восприятию коллективного, но не индивидуального сознания, а мы сможем увидеть лишь их слабое и искажённое отражение, воспринимая их как частное изменение привычных проблем.

Главный результат развития информационных технологий прост: основным действующим лицом истории становится всё более разумная, всё более крупная и всё более «мягкая», то есть меньше претендующая на монопольное обладание своими членами, организация. Историю в ещё большей степени, чем в наполеоновские времена, делают «большие батальоны» — движущиеся сами и по своей воле, не ощущаемой для своих членов, больше не нуждающиеся в думающих за них и направляющих их Наполеонах, — по-видимому, отныне и навсегда.

А ноосфера, предсказанная Вернадским, на наших глазах стремительно сгущается в коллективное сознание, которое становится для нас новой, четвёртой (после природы, техносферы и социальных сетей) средой обитания — в отличие от трёх предыдущих, не осознаваемой нами.

В уходящем году впервые за минувшие 30 лет либералам удалось серьезно снизить инфляцию, вплотную приблизив ее к показателям развитых стран. С 2013 года, когда Банк России возглавила Набиуллина, официальная инфляция упала с 12,9 до 2,5 %. Социологические исследования, фиксирующие инфляцию, реально ощущаемую населением, также зафиксировали ее резкое снижение — с 26 до 8,8 %. Но надо понимать, что либералы (а именно они заправляют в Центробанке, да и во всем экономическом блоке правительства) борются с инфляцией не ростом производства или ограничением произвола монополий, а искусственно создаваемым «денежным голодом».

Этот голод имел и внятные побочные последствия, прежде всего, — разрушение экономики. Существенно, что денежная масса заметно растет, в 2017 году опережая не только официальную, но и реальную инфляцию (за 2015 год — на 11,3 %, за 2016 — на 9,2 %, с 1 ноября 2016 по 1 ноября 2017 года — на 10,0 %). Однако Банк России виртуозно концентрирует прирост денежной массы в финансовом секторе (а точнее — у наиболее крупных его участников); остальных осторожное смягчение финансовой политики не касается, и они удерживаются в искусственном и, более того, усиливающемся «денежном голоде». Чего стоит удержание ставки по кредитам на уровне, уверенно превышающем рентабельность большинства не только производств, но и отраслей!

Естественно, разрушение российской экономики бьет и по банковской системе: она оперирует с финансовыми потоками реального сектора, которые пересыхают на глазах.