Роман Арбитман - Субъективный словарь фантастики

У обычного стокгольмского мальчика по имени Сванте Свантесон (прозвище – Малыш), живущего в многоэтажном доме, внезапно появляется новый друг Карлсон, хозяин домика на крыше. Имени герой не имеет – только фамилию. Возраст его неизвестен (сам он называет себя «в меру упитанным мужчиной в полном расцвете сил»). Он влетает прямо в окно Малыша, поскольку благодаря пропеллеру на спине может летать. Пропеллер с кнопкой – не гаджет, а часть организма Карлсона; механизм работает на тортово-плюшечном приводе, в крайнем случае подойдет и копченая колбаса. Новый друг вовлекает Малыша в разнообразные, порой небезопасные проделки: главные объекты проказ – мелкие городские жулики Филле и Рулле, а также домработница Свантесонов фрекен Хильдур Бок (во второй части цикла) и дядя Юлиус, прижимистый родственник папы Малыша (в третьей части).

Астрид Линдгрен предлагает принять факт существования Карлсона как данность и не разъясняет, откуда он взялся. Но поскольку в его теле сосуществует биологическое с технологическим, Карлсон – наверняка киборг, сконструированный неизвестным шведским изобретателем (см. Киберпанк ). Хотя сам термин «киборг» возник только в 1960 году, первые прототипы появились значительно раньше – достаточно вспомнить легенду о механической руке рыцаря Гёца фон Берлихингена (XVI век). Эдвард Ноймайер, сценарист фильма Пола Верховена «Робокоп» (1987) об американском киборге-полицейском Алексе Мерфи, скорее всего, использовал историю о Железном Дровосеке из «Страны Оз» (см.) Лаймена Фрэнка Баума. В свою очередь, именно Карлсон мог стать для американского фантаста Чайны Мьевиля прообразом «переделанных» существ, полулюдей-полумеханизмов из города Нью-Кробюзона (см.).

Еще один близкий «родственник» Карлсона – мутант Логан, он же Росомаха из комиксов и фильмов о Людях Икс (см.), получивший свои когти и адамантиевый скелет в дополнение к природному дару регенерации. Однако, в отличие от большинства киборгов в современной фантастике, Карлсон – не воин, а трикстер, поэтому свою способность к полету он использует не для битв, но для забав (не всегда, впрочем, безобидных). В этом смысле трилогия Линдгрен, в отличие от большинства современных произведений о киборгах, носит юмористический – а иногда и откровенно пародийный – характер: например, в проказах Карлсона, где он притворяется привидением или имитирует полтергейст, есть элементы пародии на мистическую фантастику.

Примечательно, что одно из наиболее известных произведений современной шведской литературы, полемически «нацеленное» на трилогию Линдгрен, создано как раз в мистическом жанре. Речь идет о повести Юна Айвиде Линдквиста «Впусти меня» (2004 год; по ней Томас Альфредсон поставил одноименный фильм 2008 года). «Впусти меня» – это такой «анти-Карлсон». Как и у Линдгрен, действие происходит в Стокгольме, у юного Оскара появляется друг с необычным образом жизни, и в итоге мальчика вовлекают в небезопасные приключения. Но вместо центра Стокгольма – замусоренная окраина, вместо веселого толстячка с пропеллером – бледное вампирское существо Эли (см. Вампиры ), никакого пола и несусветного возраста. В итоге Эли становится для Оскара лучшей, значительнейшей частью жизни. Дело не в темном обаянии зла, но в отсутствии ему светлой альтернативы. Садисты-одноклассники? Равнодушная мать? Отец, с которым можно говорить до первой его рюмки? Мир взрослых и мир сверстников одинаково кошмарны. Из всех зол выбирается меньшее, из всех монстров – тот, кто хотя бы привязан к тебе, пусть и небескорыстно. У Эли вместо пентхауса – наглухо закупоренная (чтобы свет не просочился) ванная. Вместо пропеллера – зубы и когти. Вместо любимых тортов и плюшек – кровянка… Ох, как хорошо, что в детстве я читал Линдгрен, а не Линдквиста!

Так называется то ли поджанр современной фантастики, то ли особое направление в ней. Одна часть слова (ciber) взята из почтенной кибернетики, вторая (punk) – английское слово «мусор». Как правило, действие произведений этого жанра происходит в мире высоких технологий, донельзя загаженном отходами этих же технологий. Родоначальником киберпанка считается Уильям Гибсон, который в 1984 году выпустил роман «Нейромант» (Neuromanser), где сконструировал целую цивилизацию хакеров. Но поскольку книга вышла в те допотопные времена, когда интернет не был массовым средством коммуникации, слова «хакер» не существовало вовсе. (Нет его, кстати, и в романе Гибсона; потрошителей Сети писатель назвал по старинке ковбоями.)

Наилучшее представление о мире киберпанка дает видеоряд картины Роберта Лонго «Джонни-Мнемоник» (Johnny Mnemonic, 1995), поставленной по мотивам одноименного рассказа все того же Гибсона: амальгама сложнейшей, на молекулярном уровне, электроники и гниющих, утопающих в ржавом железном хламе, мусоре и нечистотах останков постиндустриального общества. Этот контраст запрограммирован. Люди в этом мире уже слабо похожи на людей, металлодетекторы тут бесполезны – ведь железа, микрочипов, синтоволокон и др. неорганических прибамбасов в людях немногим меньше, чем в компьютерах; получеловеческая протоплазма совершает загадочные для нас, сегодняшних, эволюции, дабы заработать на тарелку бобового супа и развлекательную программу для ночного виртуального просмотра.

Второй из основателей жанра, Брюс Стерлинг, в романе «Схизматрица» (Schismatrix, 1985) добавил к железкам толику генной инженерии – в ту пору абсолютно фантастичной. «Передний край генных технологий захватили Черные Медики – экстремисты с комет и колец Урана, а также пышным цветом расцветающие постчеловеческие общины типа Метрополярии, Кровавых братьев и Эндосимбиотиков. Они сбросили с себя все человеческое, как околоплодный пузырь», – читаем в «Схизматрице». Тому, кто открыл книгу наугад, трудно отделаться от желания заменить в слове «Schismatrix» вторую литеру «s» на «z», чтобы название звучало как «Шизматрица». Однако мир, описанный в романе, по-своему логичен, просто зиждется на законах, отличающихся от привычных.

Как и в случае с идеями Гибсона, идеи Стерлинга развивались уже в новейшие времена. Прежняя машинерия обогащалась новыми гаджетами, и каждый из них, корректируя картины придуманного мира, все-таки главным образом работал на сюжет, обостряя его. Уже на рубеже 90-х находки отцов киберпанка будут бестрепетно использоваться мастерами фантастико-приключенческого жанра. Так, например, у Джона Алека Эффинджера в романах «Когда под ногами бездна» (When Gravity Fails), «Огонь на солнце» (A Fife in the Sun), «Поцелуй изгнанья» (The Exile Kiss), созданных в 1987–1991 годы, люди уже не представляют жизни без имплантантов-модификаторов. Человек из самой занюханной арабской глубинки может теперь за гроши вживить себе в мозг пару электродов и буквально на ходу «подключиться» к новым навыкам. Про мелочи прикладных знаний в этом будущем и говорить нечего. Фокус из «Матрицы» – когда Тринити за секунды овладевала искусством управления вертолетом – в мире киберпанка уже в конце 80-х годов никаким фокусом не являлся. Адепты жанра, в разных его изводах, призывают расслабиться (или напрячься) и получить удовольствие от тех странностей, которые ожидают нас впереди.