Наталья Морозова - Любимые книги

Или такое качество Владимира Ильича, как его блестящее остроумие. Об этом тоже часто пишут. Счастливые: они слышали Ленина! Но все же, как мне думается, и для нас не все пропало: ведь остроумие Ильича искрилось не только при его личном общении с людьми, но и почти во всех его произведениях. Для примера я специально выбрала самую научную, самую серьезную работу – «Материализм и эмпириокритицизм». Иных, знаю, отпугивает уже одно название этой книги. Но честное слово, стоит немного поднапрячься, вчитаться, и уже через десяток-другой страниц начинаешь удивляться: а ведь все понятно! И не просто понятно, но и интересно, а порой и смешно. Вместе с Ильичем посмеемся над незадачливым Махом с его «голыми абстрактными символами»: «Но голеньким-то на самом деле ходит Эрнст Мах, ибо если он не признает, что „чувственным содержанием“ является объективная, независимо от нас существующая, реальность, то у него остается одно „голое абстрактное“ Я …» (т. 18, с. 36). И в конце книги, где Владимир Ильич в последний раз окидывает взглядом возню «новых философских школок», усмехнемся над их бесплодными ухищрениями перед растущей популярностью материализма. «Они могут, – пишет Ленин, – барахтаться со своими „оригинальными“ системками, могут стараться занять нескольких поклонников интересным спором о том, сказал ли раньше „Э!“ эмпириокритический Бобчинский или эмпириомонистический Добчинский…» (т. 18, с. 372).

Порой, читая ленинские тома, вдруг столкнешься с такой чертой характера Ильича, что сердце так и защемит от огромной любви, нежности, благодарности к этому человеку. Сорок пятый том… Последние письма и статьи… В последней главе я буду подробно говорить об этом томе, сейчас же напомню лишь один эпизод. Мы знаем, как тяжело в те дни давалась Ильичу каждая строчка. В декабре 1922 года было несколько опасных приступов болезни – паралич правой руки, страшные головные боли… А 30 декабря он диктует статью «К вопросу о национальностях или об „автономизации“». Как начинается эта статья! «Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации…» (т. 45, с. 356). Эх, почаще бы нам перечитывать эти слова, особенно когда в душу закрадывается желаньице посчитаться с жизнью: все ли мы от нее получили, и не получил ли кто больше…

Ну а когда открываем тома с письмами (с 46-го по 55-й), тут уж и вообще полный эффект присутствия! Сколько говорено о доброте, о чуткости Ильича, но, только раскрыв, например, 54-й том, можно постичь всю меру его доброты, внимательности к людям. Почему я говорю именно об этом томе? Да ведь в нем – письма последних лет жизни! Сам тяжелобольной, он постоянно пишет записки, письма, дает телефонограммы с напоминанием, с требованием, с просьбой отправить такого-то работника в санаторий, такому-то выдать паек, этому – дрова, тому – одежду… Порой свои чувства он прикрывает шуткой, например вроде этой: «…я прошу подвергнуть там (в Крыму. – Н . М .) особому откорму Л.А. Фотиеву, дабы мне ее вернули вполне работоспособной» (т. 54, с. 277).

А как непреклонно, бескомпромиссно бросился он на защиту своей жены, когда узнал, что ее обидели. И об этом мы узнаем из 54-го тома, из письма к Сталину. Случайно Владимиру Ильичу стало известно о том, что Сталин по телефону нагрубил Надежде Константиновне, и тотчас он продиктовал письмо: «Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения» (т. 54, с. 330). Да… Я, признаться, никогда не предполагала, что Ильич может быть и таким.

Но все, надо остановиться. Приводить примеры можно без конца. Скажу только еще раз: после прочтения Полного собрания сочинений насколько же Ильич чисто по-человечески стал мне ближе и роднее!

Счастье узнавания характера Владимира Ильича было только первым подарком, полученным мною от чтения Полного собрания его сочинений. Второй: я поняла, что политически учиться у Ленина тоже можно во много раз успешнее и интереснее, когда читаешь его произведения не выборочно, а целиком, да еще и не в отдельных брошюрах, а именно в Полном собрании сочинений. Помните, я приводила пример со статьей о Каутском. Посмотрите: даже несколько фраз добавляют много новой информации. Мы узнаем, что Каутский не был первооткрывателем идеи «чистой демократии», что уже тысячу раз это повторялось либералами разных мастей. Находим ответ, за что Ленин назвал Каутского ренегатом: оказывается, теория «чистой демократии» весьма устраивает крупную буржуазию, а это значит, что своими разглагольствованиями о надклассовом характере демократии Каутский подыгрывает буржуазии и предает рабочий класс. Представляете, сколько же мыслей об этой проблеме можно взять для себя, прочтя всю эту работу!

Скажу откровенно: ленинские произведения во многом приблизили, сделали для меня понятнее целые куски нашей истории. И удивляться тут нечему: еще читая биографию Владимира Ильича, убеждаешься, что с момента его приезда в Петербург в 1893 году и до последнего дня жизнь Ленина буквально неотделима от истории. Но в биографии эта связь прослеживается все же по внешней, фактической канве. А вот в произведениях Ленина – весь внутренний смысл истории. Ленин умел как рентгеном просветить каждый исторический факт, точно определить политический смысл самого неожиданного поворота истории. Именно поэтому после чтения ленинских томов исторические факты, многие из которых были мне известны и раньше, теперь заиграли новыми красками, пронизались внутренней логикой.

Я замечала, как иногда студентам мешает осваивать материал отсутствие привычки соотносить ленинские работы с историей. Порой они обижаются на преподавателей, спрашивающих, когда была написана та или иная работа: дескать, к чему эти формальности. А между тем одна только дата написания могла бы напомнить, скажем, во время экзамена, о чем данное произведение. И наоборот, знание содержания работы непременно выведет и на дату. Мне теперь просто кажется странным, как это можно забыть дату написания, например, «Что делать?». Ведь если я знаю, что эта работа подготовила теоретическую базу для создания партии большевиков, как же я могу не сообразить, что она написана в преддверии II съезда РСДРП?

Все крупные ленинские произведения – это как вехи на пути истории. Вот стоят передо мной все 55 томов, и я почти физически ощущаю, как в их стройном ряду буквально гудит эпоха. И в этом ряду стоят тома-вехи: 1-й, 3-й, 6-й, 8-й, 11-й… И так далее. В этих томах, как уже говорилось, крупные теоретические работы. История как бы останавливается на мгновение, чтобы быть осмысленной гением. И надо сказать, эти тома-вехи обычно имеют довольно читаемый вид, хотя бы уж потому, что входящие в них произведения входят в учебные программы.