Вадим Гребенников - Перлюстрация. Перехват информации

Известно, что в 1910 году командир Отдельного корпуса жандармов П.Г. Курлов обратился к старшему цензору с просьбой, чтобы адресованные ему письма не носили явных следов вскрытия. Такая же просьба высказывалась и сторонником перлюстрации директором ДП С П. Белецким.

Иногда включение в «алфавит» было результатом просьбы того или иного ведомства. Например, директор Департамента духовных дел иностранных исповеданий А.Н. Харузин 27 апреля 1911 года писал директору ДП Н.П. Зуеву, что по поручению П.А. Столыпина от 8 апреля в связи с интенсивной деятельностью римско-католического духовенства просит установить наблюдение за перепиской 10 лиц, в том числе петербургского епископа С.Денисевича, архиепископа могилевского В.Ключинского, камергера Папского двора в Риме А.Сапеги. Через 2 дня был подан дополнительный список на 11 человек из римско-католического духовенства и близких к ним.

Наибольший поток писем шёл через Петербургский почтамт. Ежедневно здесь вскрывалось от двух до трёх тысяч писем. Письма с «интересными» сведениями откладывались для снятия копий. Просмотренные письма запечатывались, на обратной стороне в одном из уголков ставилась точка (мушка) — условный знак того, что письмо уже просмотрено и не должно подвергаться перлюстрации повторно.

При случайном отборе писем опытные почтовые работники обращали внимание на их объем, почерк, адрес корреспондента и отправителя. Особый интерес вызывали письма, направленные в центры зарубежной революционной эмиграции (Женеву, Цюрих, Льеж, Париж, Прагу и т. п.), адресованные до востребования, надписанные так называемым «интеллигентным» почерком или на пишущей машинке. Почтовые чиновники Киевской конторы показывали в 1917 году, что старший цензор К.Ф. Зиверт требовал доставлять ему письма, адресованные «их превосходительствам».

Почтово-телеграфные служащие, привлеченные к отбору писем, передавали их в ЧК через одного из отборщиков или через доверенных сторожей. Особая ситуация на протяжении ряда лет была в Петербурге. Здесь отобранные письма сосредотачивались в экспедиции международной корреспонденции. Рядом с ней находилась небольшая комната, куда несколько раз в день в определенное время приходил дежурный по ЧК.

В капитальную стену, разделявшую эти помещения, был встроен особый шкаф. Он открывался при помощи специального железного «кнута», расположенного у самого пола и выходившего в оба помещения. В условленное время шкаф открывался с обеих сторон. В одну половину клали письма, передаваемые для перлюстрации, в другую — корреспонденцию, уже обработанную в цензуре.

За несколько лет до революции экспедиция переехала в другое помещение, и обмен теперь происходил при помощи особых пакетов, которые носили сторожа цензуры. По показаниям в ноябре 1929 года А.Т. Тимофеева (одного из таких доверенных почтовых служащих с 1908 года), в день он откладывал для перлюстрации 20–30 писем.

Другой почтовый чиновник, В.И. Мартынов, говорил, что сторожа цензуры приходили за письмами 6–7 раз в день. Вместе с тем А.П. Фадеев, работавший в отделе доставки высочайшей корреспонденции лишь с июля 1916 года и также привлеченный к отбору писем для перлюстрации, вспоминал:

«В одной из комнат нашего отдела… в стенке смежной с «кабинетом» имелось специальное окно-шкаф, куда и складывал я корреспонденцию для «черного кабинета». С этого же окна я брал уже обработанную «кабинетом» корреспонденцию и отдавал ее на сортировку, бросая в общую массу». Возможно, речь идет об устройстве, которым пользовались доверенные лица разных экспедиций».

Помещение цензуры делилось на 2 части. В первой половине, из 6 комнат, прихожей и кухни, занимались цензурой иностранных газет и журналов. Отсюда можно было войти в кабинет главного цензора. За его спиной имелся встроенный в стену большой шкаф казенного типа. Это и был замаскированный проход в секретную часть цензуры. Она состояла из 4-х комнат, где работали в начале XX века примерно 15 чиновников-перлюстраторов.

Другой вход в секретную половину был возможен через кухню, где также имелся в стене подобный шкаф и постоянно дежурили несколько доверенных сторожей. Сами чиновники цензуры иностранных газет и журналов названия «черный кабинет» не употребляли, заменяя его выражением «другая половина».

В Санкт-Петербургском почтамте работа перлюстраторов шла с 10 часов утра до 5–6 часов вечера с дежурством по ночам. По словам сторожа санкт-петербургской цензуры иностранных газет и журналов Н.У. Спадара, состоявшего здесь на службе с 1908 года, в ЧК трудились ежедневно с 9 часов утра до 9-10 часов вечера.

К.П. Свяцкий из Харькова писал А.Д. Фомину 23 марта 1907 года: «С прекращением личной соприкосновенности по просмотру корреспонденции желательно было бы уйти из помещения, смежного с простым отделом». По договоренности с начальником почтово-телеграфного округа С.С. Ивановым он предлагал поставить перед руководителем Главного управления почт и телеграфов М.П. Севастьяновым вопрос о том, чтобы при предполагаемом расширении простого отдела включить в него помещение цензуры.

Квартиру же начальника телеграфной конторы из 5 комнат поделить между цензурой (2 комнаты) и квартирой чиновника Мацевитова, занимавшегося отбором корреспонденции для просмотра. В свою очередь начальнику телеграфной конторы выплачивать квартирные деньги на съем жилья. «Занятие секретной частью этого помещения очень желательно: вход с улицы совершенно отдельный, а для чиновника Мацевитова будет всегда предлог ходить домой, чтобы доставлять нам корреспонденцию».

В июле 1913 года М.Г. Мардарьев обратился в ДП с просьбой выделить 2 тысячи рублей в год для переустройства секретного отделения в Харькове, находящегося при местном почтамте. Ибо «в виду последних статей в русских газетах, а также и происходящих дебатов в Государственной думе, существование в Харькове отделения в том виде, как оно существует с прежних времен — немыслимо». Предлагалось обустроить проведение перлюстрации на съемной квартире.

Естественно, на протяжении десятилетий рос объем перлюстрации. В начале XX века каждый день в официальных ЧК вскрывалось от 100 до 500 писем при почтамтах Варшавы, Киева, Москвы, Одессы, Харькова, Тифлиса и от 2-х до 3-х тысяч писем в Петербурге. Поступившую корреспонденцию надо было вскрыть, прочитать, при необходимости сделать выписки (так называемый меморандум), сфотографировать, проявить скрытый «химический» текст, расшифровать (если текст был зашифрован), снова вложить в конверт, заклеить и вернуть на почтамт для дальнейшего следования по назначению.

Очень редко письма задерживались и конфисковывались. В таких случаях на выписке делалась отметка о задержании письма до особого распоряжения. Вся эта работа предполагала теснейшее сотрудничество с Особым отделом ДП. Разделение обязанностей не зависело от официальных чинов, а определялось приобретенной квалификацией.