Александр Яковлев - Сумерки

Беседа с Киссинджером была посвящена в основном проблемам разоружения. Киссинджер рассуждал в том плане, что ни США, ни СССР не в состоянии достичь стратегического превосходства, которое обеспечивало бы победу в войне. Теперь президент Никсон говорит о концепции «достаточности». Киссинджер заверял нас, что будет делать все, чтобы в советско-американских отношениях произошли качественные сдвиги в лучшую сторону. Последующие события подтвердили, что Киссинджер был искренен.

Весьма интересной была беседа и с сенатором Фулбрай- том. Он критиковал американскую внешнюю политику, особенно войну во Вьетнаме. Как и в своих книжках, Фулбрайт подчеркивал, что американская внешняя политика строится на мифах. Конечно, он знал, что и советская политика строится на мифах, но, видимо, из деликатности не стал говорить об этом. В конце беседы сказал, что великим державам «необходимо уйти от заблуждения, будто они всегда правы и могут приписывать себе миссию всемирной добродетели».

После годичной стажировки в Колумбийском университете я не был в США более десяти лет. Тогда мы, группа студентов и аспирантов, тридцать дней путешествовали по США. Жили в семьях американцев в разных городах по три-четыре дня. В Вермонте я жил в семье протестантского священника, в Чикаго — в семье профессора университета, в Айове — в фермерской семье. Однажды во дворе играл с детишками фермера. Заметил, как хозяйка нет-нет да и выглянет в окошко. Затем вышла во двор и, смущаясь, заговорила.

— Я вижу, вы любите детей.

— Да, у меня двое в Москве остались, скучаю.

— Но у вас ведь в стране общие дети и общие жены.

— Кто вам сказал подобное?

— Священник.

— Он сказал неправду.

К обеду вернулся фермер. Жена рассказала ему о нашем разговоре. Мне пришлось подробно говорить о себе, о нашей семье, об отце и матери, о жене, детях, сестрах. Сказал, что моя мать — верующая, ходит в церковь. Рассказывал обо всем в подробностях, в деталях. Слушали очень внимательно. Столь благодарных и терпеливых слушателей я в США больше не встречал.

На юге, в Нью-Орлеане, мы жили в общежитии негритянского университета. Там посчастливилось побывать на концерте гениального Луи Армстронга. Завораживающая музыка, восхитительное исполнение. Погружаешься в какой-то другой мир, полный очарования и тоски, возвышенного достоинства и сладких иллюзий. Но там же мы увидели и школы для черных и белых, и трамваи — для черных и белых, и туалеты — для черных и белых. Присутствовали на обеде у белого плантатора, который заявил, что его негры всегда будут его рабами.

Поездка по стране дала нам многое. Это не город Нью- Йорк, а настоящая, всамделишная Америка. Мы беседовали с разными людьми и в разных обстоятельствах. Одной краской Соединенные Штаты не изобразишь. Страна мозаична, многообразна, разнохарактерна.

Потом я много раз бывал в США. С сегрегацией покончено. После войны во Вьетнаме Америка как бы застыла, затихла. Лицо довольное, часто улыбчивое. Американцы продолжают демонстрировать уверенность, а иногда — и самоуверенность, если говорить о людях, зараженных политикой. Самоуверенность силы, как написал однажды Фулбрайт. В последние годы страна становится все более взбудораженной, более нервной и озабоченной — и своими внутренними делами, и международными. Вырос и настороженный интерес к окружающему миру, к жизни в других странах. Усилились разного рода опасения, страхи, сомнения. Впрочем, эти впечатления могут быть и неточными — ведь я и сам менялся. Но как бы ни относиться к этой стране, по справедливости надо признать, что США пока являются своего рода стабилизатором в нашем неспокойном мире, хотя порой делают и раздражающие ошибки, особо не задумываясь о последствиях своих действий.

Сегодня США выглядят растерянными, особенно после 11 сентября 2001 года. Кажется, что они никак не могут понять, что произошло и как вести себя дальше. Но как раз это и вызывает у меня тревогу. Кажется, что они не знают своего будущего, а возможно, и не хотят знать о том, какими реальными резервами прочности располагают. Я буду рад, если ошибусь в своих впечатлениях. Хотел бы также надеяться, что международный терроризм везде и всюду станет международным изгоем, а не разменной монетой в мировых политических играх. Кроме того, война в Ираке настойчиво уговаривает всех нас срочно переходить от силы к диалогу цивилизаций.

В заключение этой главы я хочу сказать следующее. Может показаться, что я пытаюсь изобразить из себя этакого доброго самаритянина, витающего над грешной Землей. Нет. Да подобного и быть не могло в партийном аппарате. Я аккуратно и дисциплинированно выполнял свою рутинную работу, подписывал всякие записки, проводил разные собрания и совещания. Другой вопрос, что работа в партийном аппарате представляла больше возможностей для вариативного поведения. Работник аппарата ЦК был практически бесконтролен. В одних случаях люди что-то говорили, но не делали, в других — делали, но не говорили, в третьих — говорили и делали, но не докладывали начальству, в четвертых — и не говорили, и не делали, но талантливо докладывали.

Театр притворства. Но роль можно было выбирать самому.

Хоккей в Канаде — национальная болезнь. Болеют все — от мала до велика. Перед приездом нашей команды канадские средства массовой информации писали о ней всякое. Господствовал победно-хвастливый тон, утверждалось, что приезжают «мальчики для битья», писали, что в Канаду приедут «советские роботы», «агенты КГБ, а не хоккеисты» и прочую чепуху. Но вся эта мутная волна спала, как только наши ребята показали себя на льду. Играли вдохновенно, самоотверженно, бились, не жалея себя. То, что вытворяли Третьяк, Харламов, Якушев, да и все другие наши хоккеисты, передать невозможно. Это надо было видеть. Праздник воли, мужества и красоты. Наши хоккеисты сделали для улучшения отношений между двумя странами значительно больше, чем политики за многие годы.

Автор

Я уже не раз упоминал о моей канадской жизни. А потому, пожалуй, ограничусь лишь некоторыми эпизодами из десятилетней жизни в Канаде.

Еще перед приездом в эту страну в западной печати, особенно в американской и канадской, появилось множество статей, объясняющих мое назначение или пытающихся понять, почему я оказался за рубежом. Все рассуждения и догадки крутились вокруг моей статьи «Против антиисторизма». Американский журналист из «Нью-Йорк тайме» Хендрик Смит писал, что «перемещение Яковлева отражает длительный закулисный идеологический спор по важному, хотя и тщательно скрываемому, вопросу о русском национализме… Хотя официальное руководство КПСС и симпатизирует националистам, — продолжал Смит, — но подспудно чувствует, что они представляют опасность для строя, для системы, для коммунистической идеологии, что их точка зрения вовсе не совпадает с ортодоксальным интернационализмом, с идеями мировой революции и многонационального устройства Советского Союза». Роберт Кайзер из «Вашингтон пост» в пространной статье писал о том, что Яковлев «лишился своего поста, так как был слишком либеральным». Он также отметил, «что в стране, где проживают люди десятков национальностей, где русский национализм всегда был больным местом, это открывало бы тревожную перспективу».