Александр Яковлев - Сумерки

Смит и Кайзер многое угадали и предугадали. Действительно, как показали события последних двух десятков лет, высокомерное великодержавное чванство оказалось смертельным ядом для советской государственности и самой системы.

Наиболее активной пресса обо мне была в самой Канаде. Практически все газеты, включая и провинциальные, откликнулись на мое назначение. Перед самым приездом «Оттава ситизен» опубликовала статью под заголовком «Либерал прибудет сюда в качестве следующего советского посла». И что Яковлев «снят потому, что слишком мягок по отношению к идеологическим противникам». Несколько статей напечатала «Торонто стар». Она назвала мое увольнение из ЦК «интригующим признаком идеологических разногласий в партии», что он, Яковлев, «занял слишком либеральную позицию с точки зрения своих начальников. И за этот грех ему приказали отправиться в канадские джунгли — в Оттаву».

Я знаю, что многие оценки шли с подачи московской интеллигенции, ибо кулуарных разговоров на эту тему и в Москве я слышал предостаточно. Но были, конечно, в этих статьях и выдумки. Например, утверждалось, что моя статья в «Литературке» несколько месяцев обсуждалась в Политбюро и вызвала там острые споры. Я уже писал, что официально статья обсуждалась дважды — на Секретариате ЦК и на Политбюро, но состоялись они уже после появления статьи в газете. В Канаде я оказался на какое-то время в центре внимания и сразу же по приезде на меня обрушился поток просьб об интервью, о встречах с журналистами. Мне пришлось отказываться с учетом специфики причин моего назначения. Меня предупредили, что работники спецслужб в посольстве получили указание сообщать обо всех моих шагах и действиях, особенно о контактах с прессой.

Мы с женой, Ниной Ивановной, очень волновались перед отъездом в Канаду. Как-то нас встретят, как это все будет? Впереди густой туман со всех точек зрения — и страна, и правительство, и посольство, и дом, в котором придется жить. На аэродроме нас встретили работники советского посольства и все послы «социалистического содружества» вместе с супругами. Поздравили с назначением, выразили желание сотрудничать, предлагали помощь. Но я мало что воспринимал. Смотрел на всех растерянными глазами. Никто меня дипломатическому ремеслу не учил. Я все делал на ощупь, на свой страх и риск. Может быть, это и хорошо. Может быть, именно это и создало мне репутацию своеобразного свойства. Как писала одна газета, «не дипломат, но необычный посол». Что это означало конкретно, я не знаю.

На другой же день после приезда я собрал аппарат посольства, чтобы представиться. Как меня встретили? Трудно сказать определенно. Для них я тоже был «котом в мешке». Опальный работник ЦК. Что от него ждать? Что будет с посольством? Как вести себя? Но все прошло нормально. Привыкать было просто некогда. С первого же дня пошли телеграммы из Москвы, разные запросы, требующие ответов.

Начали готовиться к официальной встрече с генерал-гу- бернатором Канады, чтобы вручить верительные грамоты. Но еще до этой официальной церемонии министр северных территорий Жан Кретьен, в последующем — премьер-ми- нистр, пригласил меня в свое министерство и сказал следующее: «Канадское правительство приняло решение сделать подарок советскому правительству. Мы знаем, что в Москве возникла идея о заселении северных территорий, в частности Таймыра, овцебыками. Мы дарим вам сбалансированное стадо из четырнадцати овцебыков и готовы доставить их на аэродром в Виннипеге». Предупредили, что транспортировать их надо только самолетами. Животные не переносят морской качки, могут потерять все свои свойства или даже погибнуть. Удивительные создания. Шерсть настолько теплая, что все, кто живет на Севере, спасаются от холода именно в свитерах из шерсти овцебыков.

Но вот здесь и началась «бычья эпопея». Я посылал в Москву телеграмму за телеграммой, но, видимо, в центре все это уперлось опять же в корыстные интересы. Как я потом узнал, были отпущены деньги на закупку овцебыков из Аляски. А закупки, как я уже отмечал раньше, были, как правило, связаны с коррупцией. Бесплатно же никому не имело смысла брать этих достаточно дорогих животных, личной выгоды не просматривалось.

Канадцы не один раз спрашивали: «Когда же возьмете подарок?» К стыду нашему, все это затянулось до самого моего приезда в Москву в отпуск. Дипломатическое ведомство не желало заниматься какими-то овцебыками. Решил позвонить члену Политбюро, министру сельского хозяйства Полянскому. Он отреагировал по-деловому. На другой же день разыскал меня по телефону, сообщил, что договорился о посылке транспортного самолета в Виннипег и попросил помочь получить разрешение на посадку нашего самолета в этом городе. Я позвонил в канадское посольство. Вопрос был решен сразу же. Овцебыки полетели на Таймыр. Мне рассказывали, что они там прижились. Дали потомство, хорошо развиваются, чему я очень рад. Каждый год собираюсь слетать на Таймыр, посмотреть, что получилось из этого заповедника овцебыков, но никак не соберусь. Все дела да случаи.

И потекла жизнь в Канаде по рутинной колее — встречи, визиты, телеграммы и т. д. В феврале 1974 года я получил указание из Москвы встретить Леонида Брежнева в аэропорту Гандер (Ньюфаундленд). Он летел на Кубу. Конечно, я волновался. Мне ведь так никто внятно и не сказал, за что же я был изгнан из страны.

Сам прилет начался с неприятного эпизода. Я был свидетелем острой ссоры между руководителями «Аэрофлота» и крупным чиновником из КГБ. Аэрофлотовец обвинял представителей КГБ в том, что они заставили посадить самолет на нерасчищенную полосу (был тяжелый снегопад с пургой). Могла случиться катастрофа. Они долго ругались, так и не выяснив, по чьей вине это произошло, кто конкретно дал указание о посадке. Ко мне подошел министр иностранных дел Канады Джемисон и сказал, что катастрофа казалась неизбежной, что наземные канадские службы были в панике. Я до сих пор не знаю, было это обычным разгильдяйством или преднамеренной акцией.

Мне было любопытно, как Брежнев встретит меня. Прямо у трапа он обнял, расцеловал, потом взял под руку и спросил:

— Ну что будем делать?

— Вот еврейская делегация встречает вас, хотят поговорить.

— Ни в коем случае, — вмешался представитель КГБ.

— А как посол считает? — спросил Леонид Ильич.

— Считаю, что надо подойти к ним.

— Тогда пошли! — И Брежнев энергично зашагал к группе демонстрантов. Состоялась достаточно миролюбивая беседа. Брежнев был очень доволен. «Надо уметь разговаривать с людьми», — ворчал он, ни к кому не обращаясь. Поручил мне взять у демонстрантов письменные просьбы и направить их в ЦК на его имя.