Александр Яковлев - Сумерки

Вернемся, однако, к октябрьскому пленуму 1987 года. Был ли прав Ельцин по сути? В определенной мере, да. Действительно, Перестройка начала спотыкаться, о чем и сказал кандидат в члены Политбюро. Был ли прав Ельцин по тактике? Думаю, нет. К выступлениям подобного характера надо тщательно готовиться. Видимо, все это почувствовал и Борис Николаевич, когда выступал с ответами на критику. Что-то отводил, но с чем-то и соглашался. Ельцин осудил свое выступление и позднее, на XIX партконференции, оценил как ошибочное и попросил своего рода реабилитации. Партконференция не отреагировала на его просьбу, в результате чего Ельцин получил как бы моральное право возглавить антигор- бачевский оппозиционный фронт.

И последний вопрос. На этот раз самому себе. Выступил бы я сегодня на пленуме, как тогда? Отвечаю с позиции сегодняшнего разумения — нет, не выступил бы. С позиции того времени — да, ибо принципиальным вопросом для себя считал поддержку Горбачева.

Воодушевленное итогами октябрьского пленума и последующим освобождением Ельцина от работы антиреформа- торское крыло в партии предприняло новую атаку на Перестройку. Многим памятна попытка аппаратного реванша, «малого мятежа», связанного с публикацией статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами» в газете «Советская Россия» от 13 марта 1988 года.

Я был в это время в Монголии. Мне показали статью в то же утро. Прочитав, я был поражен. Первое впечатление: в Москве что-то происходит, но не мог представить себе, что именно. Особенно встревожило то, что и Горбачев находился за рубежом. Попросил помощника позвонить друзьям в Москву и узнать, что там делается. Из Первопрестольной ответили, что ничего, кроме того, что идет совещание руководителей средств массовой информации. Ведет Лигачев.

Когда вернулся в Москву, получил возможность понаблюдать, как взбодрился партийный аппарат. Даже лица посветлели. А вот печать притихла, что обескураживало и в то же время свидетельствовало о непрочности, казалось бы, уже завоеванной свободы слова. Аппарат ЦК дал указание о перепечатке статьи в местных газетах. Статью одобрили на узком совещании секретарей ЦК. Иными словами, еще раз было продемонстрировано, насколько политическая бездарность губительна для общества, но еще страшнее — большой спрос на эту бездарность, продолжающийся до сих пор.

Как потом выяснилось, статья родилась из письма, которое Андреева и ее муж Клюшин направили в ЦК. В Ленинград поехал заведующий отделом науки газеты «Советская Россия» с тем, чтобы вместе с авторами превратить письмо в статью. Никого не смутило, что Андреева и ее супруг исключались ранее из партии за анонимки и клевету. КПК при ЦК восстановил их в партии под нажимом КГБ. Статья вернулась в секретариат Лигачева, а затем, после доработки, была напечатана.

Горбачев возвратился из Югославии в те же дни, что и я. Он с ходу понял, что статья направлена против него, является провокацией и требует обсуждения. Политбюро по этому вопросу заседало два дня. Вступительное слово Горбачева было резким, он назвал статью «платформой антиперестройки». Горбачев настоятельно потребовал, чтобы каждый член ПБ определил свое отношение к статье.

Вводную информацию было поручено сделать мне. В своем выступлении я говорил о том, что в номенклатурной среде усиливается противодействие общественным преобразованиям. Особенно заметно ортодоксальное направление. Оно питается интересами и убеждениями тех, кто усматривает в Перестройке угрозу собственным интересам. Догматическая атака идет от инерции сознания и многолетних привычек. Особенно крикливо левое фразерство. Оно пропитано революционаризмом, национализмом и шовинизмом. Яростным нападкам подвергаются средства массовой информации. Идет ожесточенная борьба за то, чтобы руководить отсюда, из цк, каждой газетой, каждой программой телевидения и радио. Ожесточилась борьба в среде интеллигенции, в сфере науки и культуры. Нельзя создавать новое поколение диссидентов, тем более на пустом месте, исходя из одних только амбиций, симпатий или антипатий. В Политбюро должно восторжествовать хлеборобское терпение в выращивании урожая, а не практика браконьерских набегов за легкой добычей. В заключение своей информации сказал, что статья в «Советской России» является идеологической программой реванша. Но беда даже не в ней самой, а в том внимании, которое было искусственно приковано к этой статье. Приковано партийным аппаратом, в том числе аппаратом ЦК.

В прениях никто не возражал против оценок Горбачева и моих. Но поддерживали с разной степенью искренности. Резко против статьи выступили Рыжков, Медведев. Остальные говорили вяло, неохотно, иногда по схеме «с одной стороны, с другой стороны». Лигачев отделался несколькими малозначащими фразами, отрицал, что статья Андреевой готовилась в его секретариате. Занятной была перепалка между мной и Виктором Никоновым — членом Политбюро по селу. Статья в «Советской России» ему понравилась, однако он вынужден был сказать, что согласен с оценками других товарищей. Но тут же переключился на меня, заявив, что я «подраспустил» печать, а потому публикуются и более вредные статьи, чем статья Андреевой. «Вредными» он считал те материалы, в которых критикуется партийный аппарат и навязываются «чуждые социализму идеи». Он долго говорил на эту тему, повторяя всякие банальности того времени.

Я не выдержал и предложил ему поменяться сферами ответственности.

— Поскольку у тебя, Виктор Петрович, с сельским хозяйством все в порядке, полки магазинов завалены продуктами, получаем большие доходы от экспорта хлеба, то давай займись идеологией и приведи ее в такой же образцовый порядок, как и сельское хозяйство. А я займусь уже налаженным тобой делом.

Спору не дал разгореться Горбачев:

— Хватит вам ерундой заниматься!

Но тут же спросил:

— А все-таки, товарищ Никонов, как вы относитесь к статье?

Никонов что-то пробурчал, но я уже не помню, что именно.

Вскоре после этого заседания была опубликована редакционная статья в «Правде» под заголовком «Принципы перестройки: революционность мышления и действий» (5 апреля 1988). Я возглавлял подготовку этой статьи. Перед публикацией послал статью Горбачеву. Генсек одобрил. Но уже после этого я вставил в статью абзац о национализме и шовинизме. Наутро позвонил Горбачев и сердитым тоном спросил:

— Откуда появился этот абзац, я его вчера не видел. Наверно, Черняев вписал. Я вижу, это его штучки.

Мне пришлось сказать, что Черняев тут ни при чем.

— Не надо было этого делать!

С Анатолием Черняевым в то время мы работали душа в душу. Умный, образованный человек. С ним можно было поделиться любыми сомнениями, предложениями. И найти понимание. Кроме всего прочего, нас объединяло единомыслие по многим принципиальным вопросам. Как-то я получил от него письмо, которое, честно говоря, растрогало меня. Вот оно: