Людмила Черная - Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

Так почему же без Тамары не было бы моей книги?

Ведь я ее в конце концов написала. Она, как перестоявшее тесто, вываливалась из всех моих «кастрюль»-папок. И мысленно я даже нашла нужное издательство для нее: «Новое литературное обозрение» («НЛО»), ведь моих старых издательств давно уже не было.

Так в чем же дело?

Вот ход моих рассуждений… В издательстве НЛО меня никто не знает. И я там никого не знаю. Для этого издательства я человек «с улицы». Моя книга для него – «самотек» начинающего автора. А начинающий автор, назовем вещи своими именами, – древняя старуха. Неизвестно, что ей втемяшилось в голову у «гробового входа». Какой храбрец-редактор согласится прочесть ее рукопись? Рекомендовать книгу в печать?

Вся надежда была на сына.

Интеллигентный народ в России, безусловно, слышал о «Бульдозерной выставке» и о художнике Меламиде, придумавшем соц-арт.

Но сын Меламид на мою просьбу отнести мемуары в «НЛО» и замолвить словечко за маму ответил решительным отказом. Мол, он никогда в жизни никого ни о чем не просил. И на сей раз просить не станет.

Как бы я ни убеждала Алика, что просить за мать не зазорно, он стоял на своем.

Прошло уже несколько лет с того разговора с сыном. Я давно остыла. Пораскинула умом и поняла, что, кроме эгоистического нежелания выступать в роли просителя, сыном двигал и страх за меня. А вдруг мамина книга не годится? А вдруг мама написала совсем не то? Как ей будет обидно, если рукопись вернут. Отвергнут. Лучше никуда не ходить, никого не просить. Авось мама забудет о своей просьбе и о своих мемуарах.

Однако все эти рассуждения возникли постфактум. А тогда я не на шутку рассердилась. И обиделась ужасно. И, разумеется, поделилась своей обидой с Тамарой. А она, как всякая хорошая подруга, стала меня утешать…

…Прошло несколько дней. Тамара позвонила мне по телефону и сказала буквально следующее: «Перед тем, как вы решите передать книгу в издательство, скажите мне. Петя сразу же позвонит Ирине Прохоровой (главному редактору и хозяйке „НЛО“)»…

Так решилась судьба моей книги «Косой дождь». Ее прочла и одобрила сама Прохорова.

Но в данном контексте важна даже не книга. Важна та степень доверия Тамары ко мне, к тому, что ее сыну не придется краснеть за свою рекомендацию. И важна степень доверия сына к матери – ведь он знал обо мне, соседке Тамары, только с ее слов. И, наверное, важнее всего – их общее желание помочь, поддержать, оказать содействие, сделать доброе дело…

Конечно, по своему рангу и по своим возможностям Петр Авен мог бы создать и какой-то крупный благотворительный фонд для помощи всем пенсионерам и пенсионеркам, которым захочется рассказать о своем детстве, отрочестве и юности… Конечно, об этом начинании Петра Авена раструбили бы по всей стране. У фонда появились бы и своя редакция, и свои редакторы. И они сделали бы из рукописей безымянных дедушек и бабушек целую книжную серию. Но Петр Авен помог одной только старушке, за которую его попросила мать. Таков был стиль и самой Тамары.

…За свою долгую жизнь я убедилась в том, что люди, вознесшиеся на вершину власти или на вершину богатства, мгновенно меняются. Этот закон действует при всех режимах. И при социализме, и при капитализме.

В СССР я знала милых пареньков, которые вдруг становились министрами или послами. И они сразу менялись. Видела я и нынешних ребятишек, которые в одночасье разбогатели. И они, и их мамы тоже сразу менялись.

Так пусть читатель, если и у этой моей книги появится свой читатель, воздаст должное Тамаре. Удивится тому, что она ничуть не изменилась, осталась верной самой себе.

Выдержала очередное испытание, которое ей ниспослала судьба.

Историю эту мама рассказала мне, когда я была подростком. Она не знала, кто ее сочинил, знала только, что не видела ее в напечатанном виде. И я, в свою очередь, не раз пересказывала мамину историю друзьям и знакомым. Кое-кто говорил, что слышал ее раньше, но когда и от кого, не мог вспомнить.

И вот я решила запечатлеть мамин рассказ на бумаге…

XIX век. Зима. Богатая дворянская усадьба где-то в глубине России.

В кабинете у горящего камина сидит женщина. Видно, что она была очень красива. Женщина неподвижна. Молчит. Склонила голову. А поодаль взад и вперед ходит мужчина. Он что-то говорит, обращаясь к женщине. Жестикулирует. То почти кричит, то понижает голос до шепота.

Мужчина просит уничтожить старые бумаги. Ненужные бумаги.

– Ведь вы дали слово. Обещали. Клялись. Он, муж, никогда ничего не просил. Просит только этого. Требует.

Женщина у камина молчит. И все ниже склоняет голову. А мужчина все ходит и ходит. Повторяет одно и то же. Жестикулирует.

За высокими окнами – тьма. Не видно ни зги. И кажется, что всю эту долгую ночь она так и будет сидеть у камина, склонив голову, а он ходить, говорить, жестикулировать.

И вдруг женщина встает. Поднимает голову – в густых прекрасных волосах уже серебряные нити. Подходит к секретеру. Открывает его.

Мужчина перестал ходить. Замер. Следит за женщиной.

Женщина вынимает из тайника связку бумаг. Быстро подходит к камину. Швыряет связку в камин. Смотрит, как занялась пламенем бумага. Как по ней побежали синие огоньки, как загорелась связка. Минута-другая – и бумаг уже нет, только серый пепел.

Так сгорели неизвестные письма Пушкина.

Другая мамина история имеет автора. И я услышала ее от мамы уже студенткой. Мама рассказала мне, что в «Синей птице» Метерлинка – жаль, что мы совсем забыли этого писателя, которым увлекались в России на рубеже XIX и XX веков, – так вот, в «Синей птице» в постановке старого МХАТа была выпущена одна сцена. Сцена эта называлась, кажется, «В царстве нерожденных душ».

Мхатовцы, видимо, сочли, что в мудрой сказке о том, что счастье не надо искать где-то далеко – оно совсем рядом, сцена с нерожденными душами – лишняя.

Но маму эта сцена поразила. И меня тоже. Сколько раз я потом давала себе слово, что пойду в Ленинку, закажу там Метерлинка и прочту «Синюю птицу» от начала до конца… Но так и не пошла. Недаром говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад…

И вот теперь, в самом конце жизни, решила хотя бы перенести на бумагу мамин рассказ.

Итак, царство нерожденных душ. Озеро в этом царстве. Озеро гениев. Время от времени в озеро бросают душу нерожденного человека. И, родившись, этот человек становится гением. А вокруг озера роится целый сонм нерожденных душ. И, естественно, ни одна душа не ведает, на кого падет выбор. Однако, когда душа будущего гения соприкасается с поверхностью озера, поднимается туча брызг. И брызги эти попадают на нерожденные души. Попадают на те души, которым никогда не стать гениями.