Людмила Черная - Записки Обыкновенной Говорящей Лошади

От продавца или продавщицы многое зависело: сильно ли разбавлено пиво, налита ли кружка доверху, много ли на пиве пены.

У каждой палатки была своя клиентура. Постоянные посетители знали и продавца, и других посетителей.

Пили пиво медленно, обмениваясь новостями и впечатлениями. Кое-кто из постоянных клиентов приносил с собой воблу. Пьяницы запасались чекушкой – водкой, которую запивали пивом. Это называлось пить «с прицепом». «Прицепом» считалось пиво.

ПП можно было назвать своего рода клубом по интересам, как, впрочем, и очереди в продмагах. Но очереди были скорее женскими посиделками, хотя там не сидели, а стояли. Собираясь около ПП, завсегдатаи обменивались информацией, обсуждали дела семейные и дела служебные. Травили анекдоты. Иногда критиковали порядки в стране. Особенно возмущали завсегдатаев попытки власти бороться с алкоголизмом. Это считалось совершенно зряшным занятием.

Ближайшую от моего дома ПП на улице Дмитрия Ульянова остряки прозвали «У брата», в честь брата Ленина – Дмитрия. В пору моего детства говорили, что брат Дмитрий Ильич был не дурак выпить…

ПП «У брата» красовалась на фоне заброшенной стройки – там не то сорок, не то тридцать восемь лет возводилось здание Музея Дарвина. Если читатель найдет в этом какую-то особую закономерность или аллегорию – не возражаю. Я ничего этого не заметила. Скажу только, что, на мой взгляд, ПП «У брата» и ее посетители сильно очеловечивали однообразный пейзаж нашей улицы, застроенной одинаковыми элитными многоэтажными домами, задуманными еще сталинскими архитекторами…

P. S. Возможно, вы спросите меня, почему я так подробно описываю пивную палатку? Да потому, что вокруг таких пивных палаток только и формировалось будущее гражданское общество.

Не верите? Считаете, что наше гражданское общество создавалось на кухнях в 1960-х годах? Но на кухнях вопросы бытия обсуждала только лишь интеллигенция, по словам Ленина, «страшно далекая от народа».

А повсюду, где собирался народ: на заводах и фабриках, в клубах и на стадионах, – присутствовал кто-то из «треугольника», не считая гэбэшников. Забыли, что такое «треугольник»? «Треугольник» – это представитель парткома (партия), представитель профкома (профсоюзы) и представитель администрации.

Лишь посетители ПП были самостоятельны и независимы. Выпивая свою кружку пива, они ощущали себя свободными людьми, истинными гражданами своей страны.

Время действия – вторая половина 1960-х. Всего каких-нибудь двадцать с небольшим лет со дня победы над нацистской Германией и всего лет пятнадцать со дня смерти Сталина. Многое в мире уже изменилось. Но Германия по-прежнему расколота. Расколота, как тогда казалось, если не навеки, то уж на века. В Восточной Германии – ГДР – строят социализм под руководством СЕПГ, в ФРГ уже построили капитализм под руководством канцлера Аденауэра и его министра Эрхарда.

Как оказалось, и в ГДР, и в ФРГ у мужа много друзей. Естественно, вступила в дружбу с ними и я. Среди восточных немцев особенно симпатичен нам Курт Бартель. Бартель – человек-легенда, герой. В годы нацизма этот немецкий «пролет» (пролетарий) и коммунист возглавил антифашистское сопротивление в концлагере Дахау, руководил подпольем, поднял восстание.

Однако Вальтер Ульбрихт и другие правители ГДР, прибывшие на родину из Москвы, так сказать, в обозе советских войск, не сильно жалуют Бартеля. Фактически он в почетной отставке. Но не ропщет. Партийная дисциплина для немецкого коммуниста превыше всего.

Зато Бартель пользуется всеми благами партийной верхушки ГДР. Среди благ – роскошная квартира в многоэтажном доме в центре Берлина, как две капли воды похожем на дом в Москве на старом Арбате, угол Калошина, где теперь Дом актера… В начале века в таких хоромах жили состоятельные присяжные поверенные и врачи, приват-доценты и профессора. Жили как в Берлине, так и в Москве.

Кроме того, Курта и его милейшую жену Геллу охотно посылают в зарубежные командировки, в том числе в Москву. По-русски Бартели не говорят и поэтому любят бывать у нас дома. Меня, беспартийную, по ходу дела учат уму-разуму. В частности, объясняют, что Кафка вреден советским людям. Ни к чему мне Кафку переводить.

Но все это происходит мирно, без взаимных обвинений, без фанатизма.

А между собой Бартели и вовсе в полном согласии. На редкость дружная супружеская пара. Маленького росточка Курт, с голубыми детскими глазами и со светлым хохолком на голове, и черная как галка, сухощавая и высокая Гелла – отлично ладят друг с другом.

Но вот однажды супруги появились у нас явно поссорившиеся. Курт возмущенно шипел: «мещанка», «обывательница», «повторяешь всякую чушь». Гелла, порываясь что-то спросить, верещала: «хочу знать», «хочу знать». Пока, наконец, не крикнула, обращаясь к Д. Е., моему мужу:

– Покажи свой паспорт!

Д. Е., улыбаясь, стал доставать паспорт. Он, по-моему, уже все понял, а я еще ни о чем не догадывалась.

И вот Д. Е. вытащил паспорт, раскрыл его и поднес к самому носу Геллы. Курт подскочил к ним и тоже вперил взгляд в паспорт мужа.

Все молчали. Потом муж громко сказал по-немецки:

– Да, ты права, Гелла, в паспорте написано – еврей. Jude!

Я взглянула на Курта. На его круглом простодушном немецком лице был написан ужас…

Не только в ГДР и в ФРГ, но и во всей Европе после Второй мировой войны считалось величайшим кощунством делить людей по национальностям. Отмечать в документах не гражданство (подданство) человека, а его принадлежность к определенной нации. Вся Европа, весь цивилизованный мир был сыт по горло расизмом и фашизмом, а тем паче антисемитизмом. И его апофеозом – Холокостом: истреблением шести миллионов человек только за то, что у них будто бы другая кровь.

Немец-коммунист Курт Бартель, отважно сражавшийся с фашистами у себя в стране, никак не мог поверить, что в государстве рабочих и крестьян, в СССР, где люди всех национальностей – братья, в паспорте надо писать еврей ты или русский, поляк или немец.

С тех пор прошло более полувека. В 1989 году пала Берлинская стена. Германия давным-давно едина, и уже давно нет ни моего мужа, ни Бартелей. Но я, глубокая старуха, и сегодня слышу по нашему государственному ТВ рассуждения: еврей – не еврей.

В СССР в годы моего детства и отрочества не было антисемитизма. Антисемитизм насадил кровавый тиран Сталин. Он же ввел графу «национальность» в паспорте. И вот уже в новом, XXI, веке кто-то из наших депутатов-думцев опять предлагает ввести «пятый пункт».

Прочла у девяностопятилетнего Гранина в его книге «Человек не отсюда» о том, что проездом в Голландию он познакомился с советским послом П. К. Пономаренко. И что посол занимался тогда, так сказать, по зову сердца, историей войны СССР против гитлеровской Германии. Проникнувшись доверием к писателю, Пономаренко поведал Гранину, что его прежде всего интересуют не победы наших военачальников, а скольких жертв в «людской силе» (выражение тех лет) они потребовали.