Иммануэль Валлерстайн - Есть ли будущее у капитализма?

У процесса замещения людей компьютерами и другими машинами нет внутреннего тормоза. Вытеснение человеческого труда будет продолжаться не только в следующие двадцать, но и в следующие сто, даже тысячу лет если не произойдет внешнего вмешательства в сам базовый механизм, приводящий в движение технологическое замещение труда: капиталистическую конкуренцию.

Будущий мир, обслуживаемый и управляемый компьютерами, не обязательно будет похож на кошмар, который описал Джордж Оруэлл в романе «1984», где передовые технологии используются тоталитарным государством для слежки и контроля. Оруэлл упустил экономические факторы — как высокие электронные технологии повлияют не только на политику, но и на трудовую занятость. Точно так же в более оптимистическом видении будущего, типа приключенческих фильмов о космической эре, не возникает вопрос, кому принадлежат права собственности на роботов или компьютеры? В реальном же мире ответ таков: большие компьютерные системы будут принадлежать (или уже принадлежат) крупному капиталисту-собственнику. Производство IT-оборудования, равно как и программного обеспечения, — капиталистическое предприятие. Популярные коммуникационные компании (Facebook, Google, Amazon, Twitter или какие уж еще названия появятся в течение следующих десятилетий) в своем историческом развитии проходят фазы, знакомые по прошлым капиталистическим предприятиям: прорывная инновация влечет за собой ветвящиеся цепочки последующих инноваций, рост числа конкурентов и жестокий отсев среди них, приводящий к выделению нескольких соперничающих лидеров, ажиотажное инвестирование на финансовых рынках, за которым следует финансовая паника и крах большинства бывших лидеров. Консолидация олигополии в эпоху информационных технологий происходит точно так же, как это было с предыдущими волнами новых технологий. Поскольку эпоха информационных технологий еще очень молода, пока не вполне понятно, будет ли ее темп продвижения к олигополии отличаться от того, что имел место в эпоху железнодорожного бума или становления автомобильной индустрии. Но возникает немало признаков того, что сейчас скорость движения к олигополии много быстрее, чем в прошлом. (Впрочем, это побочный вопрос по отношению к основной проблеме технологического замещения среднего класса. Главное, замещение происходит, а темп и уровень олигополизации не слишком сильно влияют на долгосрочный кризис капитализма.)

На это могут возразить, что информационные технологии это вам не паровозы. Компьютеризация — это не только то, что происходит в больших компаниях у крупных работодателей, это то, чем обладают и пользуются обычные люди. Компьютерами владеют не только капиталисты; они принадлежат всем нам. Это все равно что сказать (в 1925 или 1955): «Автомобили — не капиталистические гиганты, я сам хозяин своему авто, могу ездить, где хочу, могу сбежать ото всех, могу перепихнуться на заднем сидении, могу устроить гонки на шоссе, если пожелаю». Энтузиазм по поводу продукции капиталистической промышленности — одна из составляющих успеха капитализма. Прекрасно, наслаждайтесь, пока можете. То, что вы можете слушать музыку, где угодно и когда угодно, размещать и просматривать фотографии и тексты, и делать все прочие вещи, которые доступны современным потребителям IT-устройств — все это ничего не говорит о том, есть ли работа у вас и таких, как вы. Популярность автомобилей была не просто радостью потребителя; она была отражением новой индустрии, которая в течение нескольких десятилетий создавала большое количество высокооплачиваемых рабочих мест. Но затем неумолимое технологическое замещение и консолидация капиталистических предпринимателей существенно сократили число рабочих мест в автомобильной промышленности. Все современные персональные электронные устройства, которые сегодня привлекают к себе внимание и вызывают столько энтузиазма, не предотвратят капиталистические кризисы, если те же самые потребители не смогут найти работу. В конце концов, они не смогут покупать эти устройства, и производители не смогут их продавать. Это и есть глубинное ограничение в результате структурного капиталистического кризиса.

Расширение рынков обычно ассоциируется с глобализацией, хотя глобализация — всего лишь количественное распространение в масштабах планеты, а не качественное развитие по типу деятельности. Даже в пределах границ одного государства рынки расширяются, вторгаясь в прежде захолустные регионы, где некий продукт был ранее неизвестен; таким образом, местные условия оказываются выгодными для новатора, приходящего извне. Географическое расширение работает заодно с инновационными продуктами, постоянно продвигая передний край рынков. Динамичные рынки всегда несут с собой пеструю шумиху, притягательность бурлящей новизны, передового культурного престижа, ощущение близости к центру событий — либо негативного престижа, т. е. стремления вырваться из захолустья и отсталости. В либеральном изложении этот механизм на глобальном или международном уровне описывается теорией модернизации, или теориями догоняющего, ускоренного развития: предполагается, что каждый регион мира последовательно проходит определенные этапы восхождения, пока все регионы не войдут в современность наравне с полностью развитыми экономиками и везде не восторжествует постиндустриальный третичный сектор, т. е. сектор услуг. По мнению сторонников модернизации и глобализации, сегодня мы наблюдаем, как Индия и Китай, крупнейшие из странах бывшего третьего мира, неотвратимо вступают в модерн.

Миросистемная теория рассматривает те же самые процессы с неомарксистских позиций (Arrighi 1994; Samir Amin 1989; Wallerstein 1974–2011) и дает менее благостную трактовку географического расширения капиталистических рынков. Господство на мировом рынке обеспечивается военной мощью и политическим влиянием. Центр-гегемон эксплуатирует трудовые и сырьевые ресурсы периферии напрямую либо при посредничестве приводного ремня полуперифирийных зон. Миросистемная теория полезно усложняет свою модель введением циклов геополитической гегемонии, которые логично объясняют возникновение мировых войн в фазе упадка прежних ведущих государств и переформатирования системы вокруг новой державы-гегемона. Введение в анализ длинных кондратьевских волн помогает объяснить, что вызывает фазы расширения и стагнации мировых рынков. Но, главное, циклы гегемоний последовательно нарастали, от Испании и Нидерландов к Британии, Соединенным Штатам и, гипотетически, Китаю, и в итоге должны достичь своего предела, когда освоена вся периферия, все регионы мира полностью вошли в капиталистический рынок. Возможности данного предохранительного клапана исчерпаны; в мире не остается «целинных» областей для эксплуатации; прибыль капиталистов иссякает.