Иммануэль Валлерстайн - Есть ли будущее у капитализма?

Крэг Калхун считает, что капитализм все же сможет сохраниться в реформированном виде. Калхун упирает на признаваемое всеми нами положение, что капитализм — не просто рыночная экономика, но именно политическая экономика. Несущие структуры капитализма сформировались и неоднократно перестраивались в зависимости от политического выбора. Структурные противоречия неизбежно присущи операциям сложных рынков. Но именно в политической сфере эти противоречия могут быть либо сняты, либо, наоборот, оставлены без внимания вплоть до разрушения конструкции. Иначе говоря, либо более дальновидные капиталисты смогут убедить свой класс принять необходимую долю системных издержек, либо капиталисты продолжат вести себя как биржевые спекулянты, безответственные «безбилетники» (free riders), чем, в сущности, они и занимаются с 1980-х годов, после исчезновения эффективного давления на них слева. Открытым остается вопрос, насколько радикальным может оказаться переход от неолиберального режима существующего сегодня капитализма к реформированной системе будущего. Централизованная социалистическая экономика встает в ситуации кризиса как актуальная возможность. Но более вероятным Калхун считает государственный капитализм, главным примером которого сегодня служат Китай и его восточноазиатские соседи. Рынки смогут существовать в будущем даже при отходе от специфически капиталистических типов собственности и финансов. Капитализм в таком случае сможет сохраниться, хотя и утратив какую-то долю рыночного динамизма и, возможно, саму способность самостоятельно обеспечивать глобальную экономическую интеграцию.

Майкл Манн не видит возможной замены капитализму, но высказывается в пользу социал-демократического решения проблем капиталистической глобализации. Но при этом он называет проблемы более глубокие, коренящиеся во множественности источников социальной власти. Капитализм в экономике сложно переплетается с измерениями политики внутри государств и военной геополитики между государствами, а также с идеологическими источниками власти, включая мировые религии и традиции различных макрорегионов планеты. Согласно Манну, многосложность такого рода взаимодействий делает будущее в принципе непредсказуемым. Главная угроза, которая тем не менее полностью предсказуема, — это экологический кризис, который будет нарастать в течение XXI века. Весьма вероятно, это выльется в непримиримые конфликты из-за воды и продовольствия, чреватые еще большим загрязнением окружающей среды и массовыми стихийными миграциями беженцев. В ответ на такие глобальные проблемы вполне могут возникнуть тоталитарные реакции и даже войны с использованием ядерного оружия. Согласно анализу Манна, климатические изменения так сложно остановить потому, что они обусловлены одновременно всеми важнейшими институтами современности, ныне получившими глобальное распространение: во-первых, с капитализмом, мотивируемым погоней за прибылью; во-вторых, с суверенными национальными государствами, ревниво отстаивающими свою суверенность; и, не в последнюю очередь, с правом на рост индивидуального потребления, легитимирующим как современные государства, так и рынки. Любые меры по преодолению экологического кризиса повлекут за собой значительные изменения в институциональных основах самой современности. Манн отрицает внутреннее исчерпание капитализма, но видит на горизонте два других громадных кризиса — экологическую катастрофу и возможность атомных войн.

Наши структурные прогнозы подобны «перегрузочным испытаниям» (stress tests) в строительстве, или, как стало принято говорить сегодня, в банковском деле. Серьезный прогноз не может строиться на морализаторской риторике осуждения или восхваления ныне существующей системы. У каждого из нас, конечно, есть свои нравственные и политические убеждения. Но, как исторические социологи, мы слишком хорошо знаем, что судьбы человеческих сообществ (по крайней мере, в последние десять тысяч лет, когда социальная интеграция превзошла элементарные размеры группы охотников и собирателей) не зависели от того, сколько добра или зла они причиняли. Заметьте, мы не обсуждаем вопрос о том, хуже или лучше капитализм по сравнению с прочими типами социальной интеграции сложных обществ. Вопрос ставится проще и точнее: есть ли будущее у данной системы?

В такой постановке вопроса неизбежно звучат отголоски прежних предсказаний. Ожидание краха капитализма выступало центральным элементом официальной идеологии Советского Союза, который в итоге сам потерпел крах. Но почему этот факт недавней истории должен означать гарантию будущего самого капитализма? Да и был ли СССР в самом деле угрозой и, тем более, перспективной альтернативой капитализму? Георгий Дерлугьян в своей главе показывает реальное место советского социалистического эксперимента в общей картине мировой геополитики XX века и что именно в конечном счете вызвало его внезапное самоуничтожение. Это же помогает нам понять, почему Китай избежал краха коммунизма и при полной преемственности номенклатурного строя сделался новейшим чудом капиталистического роста. Коммунизм ушел в прошлое вместе с мировыми войнами XX века, так и не создав долгосрочно жизнеспособной альтернативы капитализму. Однако то, какими путями коммунистические государства, прежде всего СССР и КНР, преодолели порог 1989 года, вероятно, подсказывает нам нечто важное и насчет будущего капитализма. На вид непоколебимый и массивный советский блок внезапно канул в хаос, произведенный наложением нескоординированной, но в какой-то момент эмоционально мощной протестной мобилизации низов и панической растерянности среди элит. Увлекаемые собственной риторикой, протестные движения стран Восточной Европы в большинстве случаев не успели и не смогли серьезно подготовиться к взятию и коллективно рациональному использованию покачнувшейся власти. Оппозицию опередили, в силу своего положения и ресурсов, группировки из распадающейся правящей элиты, или коммунистической номенклатуры, которые бросились бежать во все стороны, как при банковском крахе, и тем самым неожиданно обрушили несущие конструкции собственной системы. Коллапс атакуемой изнутри и пошедшей вразнос советской государственной системы означал иррациональный исход для всех, включая бывшую номенклатуру, утратившую вместе с преимуществами индустриально развитой сверхдержавы саму коллективную возможность войти в западный капитализм на почетных условиях. Однако, как показывает нам Дерлугьян, системный коллапс есть также вполне реальная возможность. Китай после 1989 года дает, напротив, реальный пример осуществления консервативной трансформации при сохранении способности элиты к коллективному действию. Именно это афористично выразил в своем знаменитом романе Джузеппе Томази ди Лампедуза: «Чтобы все осталось по-прежнему, все должно измениться».