Дейв Каллен - Колумбайн [litres]

Это вызвало мой единственный явный нервный срыв. Весь день меня мучили панические атаки и приступы рыданий, и большую его часть я провел в постели. Именно тогда я осознал – тому, что я могу выдержать, есть пределы, и в дальнейшем после случаев стрельбы начал нажимать на пульте кнопку быстрой прокрутки вперед. Много лет я винил в этом психоаналитика. Это проще, чем признать собственную слабость.

После бойни в «Колумбайн» я полагал, что этот ужас повторится, причем в еще худшей форме и скоро. Но этого не случилось. Восемь лет появлялись подражатели – это было скверно, но далеко не так ужасно, как расстрел в «Колумбайн». Неужели это был потолок? Это казалось маловероятным, но какое-то время думалось, что так оно и есть.

16 апреля 2007 года, когда я вставал с постели, зазвенел телефон. Это был Симус Келтерс, мой коллега из BBC, с которым я вместе работал в Белфасте. Он сказал, что звонит по поводу «трагических событий в Вирджинии».

О боже. Сколько?

Я напрягся, приготовившись услышать, что жертв шесть или восемь. «Более тридцати». Я попытался осмыслить эту цифру. Ничего. Так же, как в 1999 году.

Я бросился в гостиную, включил телевизор и, выключив звук, стал смотреть ужасные кадры, пока Симус говорил. Никакой крови, только объятия. Люди сжимают лица и тела друг друга и плачут. Все это рывком вернуло меня в «Колумбайн». Другая обстановка, но та же боль. Это была первая трагедия с тех пор, как я смирился с тем, что моя способность держаться имеет пределы. И я нажал на кнопку «пауза».

То, что мы наблюдаем после трагедии в «Колумбайн», – это новый шаблон. «Термин «расстрелы по подражанию» в том значении, которое он имел в 1999 году, теперь не имеет смысла, – сказала мне этой осенью профайлер ФБР в отставке Мэри Эллен О’Тул. – В наши дни преступление по подражанию – это нечто совершенно иное».

Случаи стрельбы в школах до трагедии «Колумбайн» были эпизодами относительно мелкими и простыми, без театральных эффектов: ствол, патроны и горстка жертв. Расстрелы на работе происходили по такому же сценарию: человек вышел из себя и перестрелял тех, кто подвернулся под руку. Его целью были не те, кого он убил, а само учреждение и его обитатели. Те, кто работал, устраивали стрельбу на рабочем месте, а дети – в школах.

Террористы же действовали по другому шаблону – зрелищному. В главе 44 я писал о том, что Марк Джургенсмайер дал определение терроризма в двух словах: «зрелищное насилие». Независимо от того, где прогремел взрыв: в старом районе какого-нибудь города в Северной Африке или на Пикадилли-серкус, была целью Британская или Французская империя, или Израиль, или Америка, или Запад в целом. Террористы устраивали театральные действа и понимали важность эффектов. Перед взрывными устройствами пули бледнели, а символические цели, против которых были направлены взрывы, играли первостепенную роль. «Эти акты организованы так, чтобы сделать насилие максимально зверским», – писал Джургенсмайер. Огнестрельное оружие просто, надежно и чаще более смертоносно, чем взрывные устройства. Но пули чисты, невидимы невооруженным глазом, и все заканчивается за несколько мгновений. Убитые падают на землю, но это всегда происходит вне кадра. Взрывы же могут произвести умопомрачительный эффект. Здания рушатся, порой оседая медленно, с клубами дыма, россыпью обломков и пожарами, которые свирепствуют по несколько часов. Достигнутое опустошение можно сравнить по масштабу с последствиями стихийного бедствия.

Массовые убийцы тоже планировали свои расстрелы – часто вплоть до первого выстрела. Но то, что следовало затем, носило характер столь туманный, что ФБР даже выделило отдельную категорию «противостояний, в которых рядом со стрелком находятся люди, хотя он не планировал брать заложников» – это описано в главе 15. Случайные пленники. Человек начинает стрелять, люди прячутся, и внезапно у него появляются заложники. Заложники? На кой черт мне сдались заложники? Такова была ситуация в школе «Маринетт» в Висконсине в 2010 году. Ученик одиннадцатого класса шесть часов удерживал двадцать четыре школьника и учительницу. Было очевидно, что он не предвидел появления заложников и понятия не имел, что с ними делать. Вечером того же дня я обсуждал эту атаку с Гэри Носнером, человеком, который помогал создавать подразделение ФБР, сотрудники которого ведут переговоры в таких случаях. По словам Носнера, он говорил со многими стрелками, случайно оказавшимися в подобном положении. «У них упрощенное представление о том, что они станут делать и какова будет реакция на их действия», – сказал он. Разумеется, они специально не думали о том, как смотрятся по телевизору. Парнишка из «Маринетт» в конце концов покончил с собой.

Несколько десятилетий террористы и массовые убийцы шли разными путями. Затем случилась трагедия «Колумбайн». Эрик и Дилан слили эти два отдельных пути воедино. Убийства в школах случались и прежде. Но Эрик планировал устроить катастрофу.

Так родился новый шаблон. Театральное убийство. Спектакль, устроенный без причины. Демонстрация силы. Эрик Великий. Дилан Подпевала, купающийся в лучах славы Эрика.

Я содрогался, когда после бойни в «Колумбайн» на школы начали нападать взрослые стрелки. Они понимали, что если выберут в качестве объекта для атаки именно учебное заведение, то о них скорее и дольше будут говорить по телевизору. Чудовищный цинизм, но СМИ продолжали все кормить и кормить зверя.

Театральное убийство совершается ради того, чтобы о нем протрубило телевидение. Для этих перформансов у СМИ есть две категории: сенсация на один день или захватывающая дух и непрестанно муссируемая новость недели. В течение часа после каждого случая стрельбы ящик электронной почты говорит мне, в какую из двух категорий он будет занесен: либо меня заваливают посланиями с просьбами выступить или что-то написать, либо там ничего нет. Похоже, я стал этакой палочкой-выручалочкой по массовым убийствам; от этой мысли передергивает. Это нервирует, но зато дает возможность заниматься чем-то конструктивным. Я оказался в этой трясине давным-давно, но ходил по ней охотно. Когда меня все это достает, я думаю о Конни Сандерс – насколько ей приходится тяжелее, чем мне, и с каким достоинством она с этим справляется. Жизнь бросила ее в этот водоворот, когда ее отец, Дейв Сандерс, умер от потери крови. Ей никогда от этого не уйти. Так же, как Джону и Кейти Айрленд, Дону Марксхаузену, Сью Клиболд, Уэйну Харрису, Патти Нильсон, Эмили Вайант, Дуэйну Фузильеру, Эрону Хетси, Кайки Лейба, Джону Сэвиджу, Фрэнку Окбергу или Мэри Эллен О’Тул. Таких людей много, у них разные профессии, и они принадлежат к различным слоям общества. Многих из них я хорошо знаю и восхищаюсь ими. О других я все еще беспокоюсь. Я могу в любой момент отойти в сторонку, но я не смог бы с этим жить – не смог бы, пока не настанет конец этому злу.