Дейв Каллен - Колумбайн [litres]

Жалкие бомбы из обрезков труб, которые бабахнули, но никому не причинили вреда. Они хотели переплюнуть теракт в Оклахома-Сити, но то, что получилось в итоге, даже не напоминало его. Это было так не похоже на терроризм, что поначалу их занесли в категорию тех самых школьных стрелков, которых они высмеивали. А как они ушли из жизни? Должно быть, Эрик был в бешенстве.

Он рассчитывал погибнуть в сиянии славы, весело представляя, как ему в голову выстрелит коп. Но из этого тоже ничего не вышло. Пришлось вернуться в столовую в надежде все-таки устроить апокалипсис. Там они бросили все силы на то, чтобы взорвать большие бомбы – и опять полное фиаско. Последней надеждой стали устройства с часовым механизмом в их машинах, которые должны были взорваться посреди толпы. И здесь фиаско.

Смерть от прицельной полицейской стрельбы по окнам библиотеки? Еще одна неудача. Дилан даже не захотел пройти мимо окровавленных тел, а у Эрика дико болело лицо, поскольку он сломал нос. Не имея других вариантов, они капитулировали, застрелив себя из своего же оружия и оставшись лежать в собственной моче.

Убийцы стремятся пережить великолепие и эйфорию бойни в «Колумбайн». Но ни того, ни другого не случилось. Так что сценарий колумбайнеров ложен вдвойне.

Самым животрепещущим вопросом раньше было «Почему?» Теперь он звучит по-другому: «Что мы можем сделать?»

СМИ предлагают принять две меры: ужесточить контроль над оборотом огнестрельного оружия и повысить внимание к «душевному здоровью». Конечно, и то, и другое необходимо, но, ради бога, перестаньте употреблять таким образом термин «душевное здоровье»! Ведь это сложнейшая система с огромными проблемами, и даже мои глаза стекленеют, когда кто-нибудь произносит это выражение. Надо сузить тему и сосредоточиться на подростковой депрессии. В докладе Секретной службы говорится, что 61 % школьных стрелков «чувствовали крайнюю подавленность или отчаяние, что было зафиксировано в их историях болезни». А целых 78 % «либо пытались покончить с собой, либо думали об этом». Нынешние стрелки прекрасно знают, что почти никто из них не останется жив, поэтому практически все 100 % школьных стрелков стремятся совершить самоубийство. Убийства, связанные с самоубийствами. Мы рассматриваем то, что они творят, как убийства, а между тем ими движет стремление к самоубийству. Их апокалиптические мечты порождены отчаянием. Если нет отчаяния, то нет и проблем, которые надо решить. Но когда мы говорим «самоубийство», это подразумевает сочувствие. И мы шарахаемся от его употребления. Вот почему в ответных мерах отсутствует целенаправленность. Чтобы предотвращать кровавые преступления, их надо рассматривать глазами находящегося в депрессии убийцы.

Наш самый ценный актив – это время. У подростков не одномоментно «срывает крышу», их чувства долгое время тлеют. «Соответствующие образ мыслей и эмоциональная реакция на мир присутствуют в головах стрелков за несколько лет до того, как они начинают действовать, – сказала профайлер ФБР в отставке Мэри Эллен О’Тул. – Фаза планирования начинается по меньшей мере за несколько месяцев. Но процесс формирования подобных идей может наблюдаться уже в возрасте пяти или шести лет». Вот сколько у нас есть времени для того, чтобы помочь этим людям. Но это время мы все еще продолжаем бездарно терять.

По оценкам Американской рабочей группы по мерам профилактики, шесть процентов американских подростков страдают клинической депрессией. Это два миллиона человек, и большинству даже не поставлен диагноз. Это звучит почти так же устрашающе, как слова «душевное здоровье». Самое трудное здесь – это лечение, но система оказания соответствующей медицинской помощи существует. (Она не идеальна, но она есть.) Мы капитально недорабатываем в том, что значительно проще, – в выявлении тех, кому эта помощь нужна.

Обследование очень просто. Мой лечащий врач начинает его, прося пациентов заполнить анкету, называемую PHQ-9. Это всего одна страница с девятью вопросами вроде следующих:

Я заполнил эту анкету всего за минуту. Подсчет баллов занял еще меньше времени. 5–9 баллов говорят о легкой депрессии, а 20–27 о тяжелой. Школы могли бы организовать раздачу и заполнение этих опросников прямо в классах. Чего мы ждем?

Сузив понятие «душевное здоровье» до «проведения обследования с целью выявления подростковой депрессии», мы можем справиться с тем ключевым элементом проблемы школьных стрелков, который находится в пределах нашей досягаемости. Этот путь дешев, прост и дает возможность выявить мальчиков, которые находятся еще на ранних этапах пути к смерти. Школы должны быть готовы оказать им помощь: это обязаны делать и учителя, и администраторы, и неравнодушные ученики. Усилия всех должны быть направлены на одно – помочь проблемным детям.

Случаи подростковой депрессии необходимо выявлять не только из-за проблемы школьных стрелков. Мы можем заниматься этим также и для того, чтобы снизить процент учеников, бросающих школу, сократить количество случаев подростковой беременности и уменьшить число молодых людей страдающих от наркотической или алкогольной зависимости. Если мы готовы начать действовать, то ответ на вопрос заключается именно в этом. Подростковая депрессия – важнейший невыученный урок трагедии в «Колумбайн».

И еще мы, конечно же, не достигли успеха в деле ужесточения контроля за оборотом оружия. Жертвы привлекли людей на свою сторону, и опросы общественного мнения постоянно свидетельствуют о том, что огромное количество американцев, включая владельцев стрелкового оружия, поддерживают разумные шаги по ужесточению такого контроля. Доктор Окберг также не удовлетворен существующим положением дел. «Хорошие люди пытаются что-то делать, но так и не было принято закона, который бы сделал боевое оружие менее доступным для несовершеннолетних, – сказал он. – Ни у кого из наших политических лидеров не хватает мужества, чтобы противостоять Национальной стрелковой ассоциации. Молчат и ее члены».

Итак, СМИ предлагают принять две меры, но они не говорят об очевидном – о себе. Поговорим обо всех этих телешоу, которые режиссируют подростки, отчаянно желающие быть услышанными. Почему мы продолжаем раз за разом предоставлять им микрофон?

Нет, не надо прекращать обсуждать случаи расстрелов, но мы должны пересмотреть подход к их освещению. Необходимо дискредитировать убийцу. Да, мы должны назвать его имя, но как можно оправдать бесконечное повторение? Как насчет того, чтобы один раз сказать о нем и на этом закончить? Только один раз. Как насчет того, чтобы направить внимание в другую сторону и оставить убийце только лишь незначительную вспомогательную роль? Для того чтобы сфокусировать внимание на жертвах, требуется больше усилий, но Андерсон Купер успешно проводит этот эксперимент с 2012 года. После каждой атаки он дает краткие сведения об убийце или убийцах, а затем большую часть часа посвящает жертвам. Он не называет имени стрелка и не показывает его. Это оказалось на удивление легко, и его шоу имеет самый высокий рейтинг на CNN. Позднее подход Купера взяли на вооружение Мегин Келли на Fox News и ведущие «Нового дня», утреннего шоу на CNN. Но как насчет Чарли Роуза и Дайан Сойер? Как насчет Скотта Пелли, Рэйчел Мэддоу, Хорхе Рамоса, Лестера Холта, Гвен Айфилл и Дэвида Мьюэра? Как насчет руководства Национального государственного радио, New York Times и телесетей?