Игорь Ефимов - Феномен войны

После разгрома Германии и Японии мир распался на два лагеря: свободной демократии и коммунистического тоталитаризма. Анализ и описание этого противоборства находится в руках политологов, историков, социологов, то есть людей образованного слоя, которые в подавляющем большинстве выбирают счастье самоутверждения, а к счастью сплочения относятся с высокомерным пренебрежением. Интеллектуал будет применять своё искусство «словесной виртуозности» (термин американского философа Тома Соуэлла), чтобы объяснять невероятные успехи коммунизма во второй половине 20-го века исключительно применением обмана и грубой силы.

На самом деле идеи коммунизма манят к себе миллионы людей именно потому, что в них заложена мечта о небывалом сплочении, которое может принести освобождение от частной собственности. Эта мечта звучит и в проповеди Христа, и в устройстве монастырей, и всевозможных коммун, и в израильских кибуцах. Владеть чем-то, чего не имеет мой ближний, всегда смутно ощущается как грех, проклятья богачам неслись и будут нестись из уст проповедников всех времён и народов. То, что в реальной истории попытки осуществить эту мечту оборачивались морями крови и страданий, забывается, и толпы вооружённых последователей Маркса, Ленина, Мао, Кастро снова и снова выходят на бой во всех концах планеты.

В посткоммунистической России все государственные акции, направленные на утоление человеческой страсти к сплочению, истолковываются интеллектуалом как корыстные манипуляции кремлёвских заправил, стремящихся только к укреплению собственной власти. Ему кажется диким, что люди могут с ностальгией вспоминать страшные годы войны или правление Сталина. Пока он отрицает право человека на утоление страсти к сплочению, он будет оставаться отщепенцем, высоколобым бунтарём, изгоем.

Интеллектуал больше всего ценит талант, самобытность, смелость в разрушении канонов и штампов. Он не хочет видеть, что в глазах народной массы все эти замечательные качества попадают в разряд угроз для радости сплочения. Он клеймит тягу к сплочению словами «стадное чувство», «торжество серости», «моральная слепота», «разгул толпы» или даже «быдла».

Однако в реальной жизни он и сам ищет и находит счастье сплочения. Только в его случае это оказывается «сплочением высоколобых бунтарей». Особенно в российской истории сей феномен являет себя с поразительным упорством. Как только страна достигала стабильности после очередного революционного катаклизма, в верхних слоях общества возникали группы оппозиционеров, стремившихся к разрушению государственного порядка. Они могли кардинально отличаться друг от друга по идейным устремлениям, по методам борьбы, по объявленным целям, но все эти различия отступали перед их единодушной ненавистью к властям предержащим.

Так, в веке 19-ом к свержению царизма призывали революционные демократы во главе с Герценом и Чернышевским, народовольцы, ведомые Желябовым и Перовской, анархисты, вдохновляемые Бакуниным и Кропоткиным, эсеры, подхватившие у народовольцев знамя террора, христианский непротивленец Лев Толстой и «несгибаемый большевик» Ульянов-Ленин, ухитрившийся разглядеть в Толстом «зеркало русской революции».

В эпоху после-сталинского диссидентства во второй половине века 20-го христианин Солженицын и коммунист Лев Копелев могли сделаться друзьями и единомышленниками, генерал Григоренко мог выступать в защиту противников вторжения в Чехословакию (1968), борцы за еврейскую эмиграцию могли находить общий язык с русскими националистами, сидевшими с ними в одном лагерном бараке.

Когда же ветры истории выносили ниспровергателей в эмиграцию, их сплочённость тут же улетучивалась. Страшные раздоры и вражда были характерными чертами жизни русской политической эмиграции первой волны (1920–1941). Диссиденты, выпущенные на Запад в 1970-е, тут же насмерть перессорились друг с другом. Оказалось, что только перед врагами по имени Политбюро и КГБ могли ощущать себя союзниками Владимир Максимов и Андрей Синявский, Василий Аксёнов и Иосиф Бродский, Эдуард Кузнецов и Натан Щаранский.

Сегодня фактором сплочения для высоколобых российских бунтарей сделался президент Путин. Кто только не слал проклятья в его адрес! Олигархи Березовский и Ходорковский, блогеры Удальцов и Навальный, музыканты Макаревич и Гребенщиков, политики Немцов и Явлинский, литераторы Войнович и Лимонов и целая толпа журналистов, пригретых радиостанцией «Эхо Москвы». На сакраментальный вопрос «вы против кого дружите?» у всех этих людей ответ будет один: «Против этого бывшего кагебешника, паталогического властолюбца, лидера партии воров, захватчика Абхазии, Южной Осетии, Крыма, разжигателя войны в Донбасе, продолжателя дела Гитлера-Сталина!»

Можно предвидеть, что, кто бы ни сменил Путина у государственного кормила, ему так же достанется роль источника единения для вечного российского бунтаря. Но если смена нынешнего режима произойдёт в результате революционного взрыва, тогда единодушие испарится стремительно. Произойдёт то, о чём писал в своём 16-м веке ещё Монтень: «Те, кто расшатывают государственный строй, первыми, чаще всего и гибнут при его разрушении. Плоды смуты никогда не достаются тому, кто её вызвал; он только всколыхнул и замутил воду, а ловить рыбу будут уже другие». [20] Montaigne, Michel. Essays (New York: Penguin Books, 1955), p. 282.

И сколько уже раз история демонстрировала справедливость этого наблюдения!

Не проходит и трёх лет со дня взятия Бастилии в Париже (1789), как революционеры переходят от казней аристократов и священников к казням бывших соратников, якобинцы казнят жирондистов, потом сами гибнут после Термидорианского переворота (июль 1794).

После Февральской революции 1917 года в России не проходит и года, как большевики начинают расправляться с ниспровергателями монархии — кадетами, эсерами, анархистами и прочими.

Точно так же после свержения германского императора в 1918 году в стране начинается политическое противоборство, завершающееся диктатурой Гитлера, отправлявшего в лагеря всех антимонархистов без разбора, а вскоре и физически уничтожившего бывших союзников — штурмовиков.

Даже после революции августа 1991 года в России, в октябре 1993 танки, посланные президентом Ельциным, стреляют по зданию Верховного совета (Белому дому), в котором укрылись его бывшие соратники Хасбулатов, Руцкой и другие.

Но никакие исторические примеры не охлаждают пыла высоколобого бунтаря. Не действуют на него и призывы умеренных политиков, указывающих ему на то, что народная масса в данной стране, в данный исторический момент ещё не готова терпеть и поддерживать государственную власть, которая позволяет оппозиции обзывать себя «сборищем воров, палачей и тюремщиков». Интеллектуал смотрит на народную массу свысока и верит, что он предназначен вести её для её же блага. Выслушивать её невнятный «глас народа» он не хочет и не способен. Всё что ему остаётся — быть вечным ниспровергателем, колеблющим устои государственной постройки. Тщетно призывать его угомониться. Ибо такой призыв означал бы: «Откажись от утоления двух главных устремлений твоей души — страсти к самоутверждению и страсти к сплочению». Кто же согласится на такие жертвы?