Геннадий Ашин - В тисках духовного гнета

Процесс этот происходит в истории человечества отнюдь не впервые, и каждый раз он (в формах, присущих своему, так сказать, времени и месту) кристаллизовал принципиально аналогичное явление. Так, в переходную эпоху от рабовладельческой формации к феодальной в Европе, во времена правления последних римских императоров, когда для людей в их массе языческие ценности стали мертвыми, формальными, а христианские и феодальные ценности для массового сознания еще «не настали», реальность для господствующих слоев и групп превратилась в театр, а театр превратился в реальность.

Образцом такого рода «артизации» действительности может служить эпоха Нерона. Император одновременно был и ведущим актером (да и режиссером). Осужденных, зашитых в звериные шкуры (играющих зверей), травили собаками на арене; в туниках, пропитанных маслом и смолою, привязывали к столбам и поджигали, чтобы освещать ночные праздники. При свете живых факелов устраивались состязания на колесницах, и сам Нерон выступал на арене в костюме наездника. Стало обычаем заставлять осужденных разыгрывать мифологические роли, которые по «сценарию» должны были кончаться смертью актера. Приговоренный появлялся на арене в костюме героя, обреченного на смерть, и изображал какую-нибудь трагическую сцену. Иногда это был Геркулес, погибающий, пытаясь сорвать с тела горящую просмоленную тунику (которая должна была изображать одежду, пропитанную кровью кентавра Несса); иногда — Орфей, разрываемый медведем по приказу разгневанных менад; Дедал, низвергнутый с неба и пожираемый дикими зверями, или Пасифая, гибнущая на рогах быка… В заключение Меркурий дотрагивался раскаленным железным прутом до каждого трупа, чтобы удостовериться в его смерти, а слуги в масках, изображавшие Плутона или римское божество смерти Оркуса, выволакивали мертвых за ноги.

Казни таким образом приобрели в эту эпоху характер хэппенинга. Народ переходил от одного подобного праздника к другому, разговоры в массе людей шли преимущественно о последнем «представлении» (см. эпиграммы Марциала, в особенности «Либер де спектакулис»). Петроний, вынужденный расстаться с жизнью по приказу императора, разыграл свою смерть как импровизированный спектакль. Сам император выступал в своеобразном личном театре: на глазах у публики ловил рыбу золотыми сетями, постоянно солировал на сцене в качестве певца и актера.

Незадолго до гибели Нерон предпринял путешествие в Грецию, где участвовал в традиционных играх, и римские города устроили ему — в «духе времени» — театрализованное возвращение. Нерон въезжал в пролом городской стены на триумфальной колеснице Августа с олимпийским венком на голове и пифийским — в правой руке; перед ним несли другие венки и плакаты с указанием побед, имен побежденных, названий драм, в которых он выступал, — сценическая слава стала выше воинской. Даже когда Нерону сообщили о роковом для него восстании галлов, он остался в театре до конца представления, играя роль зрителя, которого ничто не может отвлечь. И умер император также «артизированно», как бы на публике, хотя рядом с ним была лишь горстка верных людей. «Какой актер умирает!» — сказал Нерон и вонзил себе в грудь кинжал 4…

«Артизация» римской действительности не была следствием психических или характерологических особенностей одного человека. Бще до Нерона, в десятилетия, близкие к его правлению, все более заметным становится изменение всего строя жизни: сам стереотип римлянина, казавшийся незыблемым и окаменевшим, разительно изменился — теперь это был не столько целеустремленный воин, сколько прежде всего пресыщенный знаток, эстет, участник зрелищ, сменой которых ему представлялось наличное бытие. Вопреки ушедшему в прошлое стереотипу далекого от праздности, сурового защитника Рима и завоевателя многие в городе теперь с энтузиазмом принимали участие в так называемых бригадах по аплодисментам. Наибольшее распространение последние получили при Нероне. «Артизация» реальности нарастала. Стремясь найти благожелательный прием у народа, Вителлий, которого легионы провозгласили после самоубийства Нерона императором, громко заявил, что берет за образец… Нерона и будет следовать обычаям, получившим наивысшее воплощение в правлении последнего.

Разумеется, те или иные элементы той или иной «артизации» (или «гистрионизма», если прибегнуть к римскому термину, от латинского «гистрион» — актер) существовали во все времена и у всех народов. Однако периоды, когда «артизация» составляла социально-психологическую атмосферу действительности, были в истории совсем не часто.

Каждой такой ситуации, как, впрочем, и вообще каждому периоду в истории (в этом Гегель прав), свойственны столь своеобразные обстоятельства, конкретно-историческая ситуация представляет собой столь индивидуальное состояние, что, только исходя из него самого, основываясь на нем, должно и возможно судить о ней 5. Вместе с тем это отнюдь не означает, что у различных эпох нет принципиально общих для них крупномасштабных социальных процессов.

Описывая современную духовную ситуацию США, мы не можем поэтому обойтись без исторических аналогий. Ибо мы рассматриваем процесс, существо которого можно понять, лишь сопоставляя исторические «грани» перехода от одной социально-экономической формации к другой. Это прежде всего процесс упадка, разложения определенного общества. «Артизация» является не чем иным, как социально-психологическим следствием этого процесса.

«Артизация» предполагает придание социальным проблемам эстетических характеристик в качестве главных, определяющих черт. «Пусть это нереалистично, зато это оригинально с эстетической точки зрения», — говорят современные теоретики «маску льта». Средства массовой коммуникации «подают» социальные, политические явления как «зрелища», как своего рода театрализованные представления. Реальным явлениям придается подобие игры.

«Артизация», которая развивается в США в 60-х годах XX в., обусловлена прежде всего тем, что к этому времени у масс исчерпался лимит доверия к ценностям капитализма. А когда лимит доверия к ценностям, основополагающим для формации, исчерпывается, во всех без исключения общественных структурах в большей или меньшей степени развивается поиск альтернативных идеалов, идей. Обостряется ощущение массами людей внутренней непрочности «устоев», нестабильности общества данного типа.

В связи с этим, разумеется, все более распространенной становится тревога о будущем и возникает мода на «поп-науки», взрывоподобно растет число и спектр «игровых» «предсказательных дисциплин» — от старинных гаданий и многочисленных мистических «пророческих» учений до футурологии. Последняя предлагает, например, создать центры «игры в будущее», куда собирались бы представители разных стран и различных социальных групп и где им предоставлялась бы возможность «пожить» в тех или иных альтернативах будущего. Правдоподобие, вымысел и игра соединяются в многочисленные — по существу «поп-культурные» — мнимонаучные проекты и модели «игр в будущее».