Ирина Дементьева - Командировка

Итак, «студенческий» дом на Морской свидетельствует, что строить можно не вдвое дольше, а вдвое быстрее. Использует ли кто-нибудь результаты успешного эксперимента? Районный архитектор, например, высказал на суде мысль комическую: «Ничего нового не вижу, поскольку в литературе ничего такого не встречал». А начальник РСЦ Архангельский ответил, как всегда, по уставу: «Сметой не предусмотрено». Найдутся ли еще желающие проявлять инициативу? Слишком велика оказалась плата. Не случайно на прямой вопрос, заданный в суде одному из свидетелей, — должен ли инженер иметь свое мнение, этот свидетель ответил, не колеблясь: «Выходит, не должен».

Но ничто не проходит бесследно. Вынужден же был Архангельский третий такой же дом на той же улице строить, сообразуясь с темпом, заданным Щербиной и студенческим отрядом, хотя бы для этого ему пришлось, как выяснилось на том же суде, раскомплектовать целых два стандартных дома, присланных в Тикси морем! Суровый урок получили руководители Северо-Восточного управления Морского Флота. Используя и поощряя энергию и беззаветность своего начальника ОКСа, они не предостерегли, не оградили Щербину от промахов и столкновений, оставили ее один на один с трудностями, зачастую непредвиденными, на которых спотыкались куда более искушенные люди. Говорят же в один голос северяне-строители: пока для всех «северов» не будут узаконены подсказанные практикой более гибкие формы организации и оплаты труда повышенной интенсивности, до тех пор всякое ускорение будет связано с риском нарушить если не закон, то инструкцию. В таких условиях осторожный бездельник или тертый деляга получает преимущество перед работником инициативным.

А потому — наш счет Арктике. В ее немногочисленные, но крайне важные для страны поселки вложен подвижнический труд уже трех поколений советских людей. Уже построены дома с привычным для больших городов комфортом. В Арктике жить все еще нелегко, но уже «жить» перестало быть синонимом «выжить». В Арктике чуть не самый высокий в стране процент специалистов с высшим образованием. У нее большое будущее, ей нельзя самоуспокаиваться. В свое время Арктика влекла лучших, она и сегодня должна быть взыскательна. Близко не подпускать «периферию», второсортность, казенщину, в чем бы она ни проявлялась: в методах строительства, в правовой практике, в нравах и, конечно, в людях. Ей и сегодня нужны постоянные кадры с истовостью первопроходцев и кругозором современных инженеров. И, сделав выбор, отделив зерно от плевела, она должна эти кадры воспитывать и беречь.

Останется ли Щербина в Тикси? Точнее: удержит ли ее Тикси? Или с глаз долой — из сердца вон? Ей нелегко остаться. Но тяжело и уезжать. И она, и ее муж Анатолий — те молодые кадры Севера, кто принимает удобства, как должное, но и не озабочен трудностями, была бы интересная работа. Те, кого Север привлек не «полярными надбавками» к зарплате. Они ехали сюда с доверием, ехали не на срок, не на сезон: уже в Тикси родился Андрейка. Уедут — и это будет потеря для Арктики.

Прокопенко уже уехал. А ведь мог бы остаться. С надеждой приглядывался он к тому немногому, что пригодилось от него тиксинцам: жители нескольких домов поставили у подъездов придуманные им пурговые экраны, а Приморское СМУ в свой новый объект целиком перенесло «лестничное ограждение типа „лира“». Прокопенко талантлив. Но еще не нашел точки приложения сил. Север мог бы его удержать. А может, все проще, и к нему снизошла житейская трезвость? Жареные гвозди не только греют. Можно и обжечься.

Примечание автора.

Людмила Щербина живет и работает в Киеве. Ни Север ее не удержал, ни она не удержалась на Севере. В письмах она не вспоминает о прошлом. Но ждет, когда подрастет дочь, чтобы вернуться в Арктику, к настоящему делу.

Колодцы в степной Молдавия чуть не у каждого двора свой. Один глубже другого: не больше пятака мглистое зеркало воды в оправе из дикого камня. Колодцы в Молдавии украшают и берегут. Колодцам не дают дряхлеть, чистят. Такая работа одному не под силу. Тогда зовут родных, друзей, соседей, хозяйка затемно берется за стряпню, хозяин идет в погреб за вином, и дело венчается общим застольем. По ту сторону Днестра, на Украине, этот добрый сельский обычай зовут толокой, севернее, в русских деревнях, помочью, в Молдавии — клакой.

В тот день клаку собирали у Владимира Тодеркана, шофера. С работой управились к четырем. Ждали к столу младшего брата хозяина — Алексея, который в последний раз спустился в колодец, чтобы вычерпать со дна остатки замутненной жижи. В каса маре уже разливали по стаканам молодое вино, когда с улицы услышали короткий шум, стук осыпающихся камней. Гости выбежали за ворота и остолбенели: колодца не было. Только из-под взрыхленной земли на треть торчал один из двух бетонных кругов-тубов, заменявших сруб. Видно, там, внизу, в каком-то месте вода разъедала кладку, и достаточно было удара бадьи о стену, чтобы двадцатиметровый каменный чулок спустился в одно мгновенье, обрушив на человека тонны песка, камней, сырой глины…

Когда в сельсовете зазвонил телефон, председатель Яков Ненеску ничего вначале не понял. «Что с Алексеем, какой колодец?..» Назначенный на семнадцать исполком отменили. Председатель и депутаты поспешили на Шоферскую.

Второй телефонный звонок раздался в сельской больнице. Молодой главврач Светлана Сергеевна поняла только, что на Шоферской человек упал в колодец. Взяв сумку с медикаментами, она побежала к месту происшествия, высадив по пути председателя колхоза Думбрована из его «Волги», и поспешила к дому Тодерканов, когда над улицей еще не смолкли крики ужаса, плач женщин. Докторшу узнали, расступились. Не увидев ни колодца, ни утопленника, Светлана сделала первый укол — себе.

Председатель сельсовета велел доктору увести родственников подальше от страшного места, за дом, оказать, кому нужно, медицинскую помощь. Остальных попросил разойтись, а улицу с обеих сторон огородить. И послал паренька на мотоцикле на шоссе — ловить технику.

А на месте бывшего колодца человек семь уже лихорадочно орудовали лопатами. Еще семеро, сняв пиджаки, ждали своей очереди.

Посланцу на шоссе повезло, через полчаса он привел кран. Незнакомый машинист подцепил тросом первый бетонный круг и отволок его в сторону. Со вторым пришлось повозиться. Его долго откапывали лопатами, потом обвязывали тросом. Но вот и он извлечен из шахты и отнесен к забору. К тросу привязали бадью, и, спрыгнув в яму, землекопы стали наполнять ее грунтом. У края ямы выросла гряда земли. Подошел бульдозер и отодвинул ее к забору. Дело пошло быстрее. Открытая воронка достигала уже около трех метров в глубину.