Владимир Житомирский - Апартеид по-британски

Значительная часть доклада была основана на беседах с 98 бенгальцами, а также на сведениях, собранных еще о 560 иммигрантах в ходе этих бесед и посещений мастерских 5. Большинство бенгальцев работало в швейной промышленности по 12 часов в сутки, шесть дней в неделю и получало оплату сдельно. Заработки варьировались — в зависимости от имеющейся работы. Швейники, как правило, этой работой не были удовлетворены, однако они и подумать не смели о том, чтобы заняться совершенствованием своей профессиональной подготовки с отрывом от производства, поскольку им приходилось содержать большие семьи. Вечерние же занятия для них недоступны, так как «цветных» нанимают зачастую для работы именно в вечерние и ночные смены. Многие иммигранты старались без нужды по вечерам вообще не выходить из дома, дабы не подвергать себя дополнительному риску, который сулили им улицы города. Даже молодые «цветные», отмечается в докладе, ощущали, что швейное производство — их единственный удел, ведь сплошь и рядом из стен школы они выходили без всякой профессиональной подготовки 6.

И место мойщицы бутылок — огромная удача

И все же даже такая работа — огромная удача для «цветного». Получить место ему так же трудно, как легко оказаться за воротами при первых же увольнениях. Яркий пример такого подхода дала, например, администрация тракторного завода в Ковентри, принадлежащего компании «Мэссей-Ферпосон». Когда сюда обратился человек азиатского происхождения с просьбой принять его на должность кладовщика, сотрудник заводского управления кадров на его заявлении начертал: «Не хочет цветных работников». «Не хотел», как позднее выяснилось, соответствующий начальник цеха. Это стало известно в ходе разбирательства данного случая, приобретшего огласку. В ходе разбирательства, которое вела комиссия расового равенства (КРР), выяснилось, что на тракторном заводе расовая дискриминация цветет пышным цветом. И речь идет не о «прихоти» начальника одного из цехов, а о линии администрации. Так, из пяти тысяч рабочих лишь шесть представляли этнические меньшинства. Между тем в этом районе «цветные» жители составляли примерно восемь процентов населения. При непредвзятом подходе на тракторном производстве должно было быть занято примерно 400 иммигрантов. Но пробиться за заводские стены удалось только шестерым 7.

О том, насколько широко распространена подобная практика, свидетельствует случай, происшедший в Бристоле. Сотрудник биржи труда С. Керби передал местному комитету расового равенства информацию о некоторых клиентах — фирмах и организациях, пользующихся услугами биржи. Из этих сведений вытекало, что расовая дискриминация широко практикуется как работодателями, так и руководством самой биржи труда. В отместку Керби был тут же понижен в должности. Он, однако, не сложил оружия, попытавшись искать справедливость в индустриальном трибунале. Там были вынуждены признать: информация, которую передал Керби, была точной и правдивой, а сам он при этом руководствовался только добрыми намерениями. Но этот вывод ничего не изменил в судьбе правдолюбца, равно как и последующее обращение в суд, который решил дело не в его пользуй.

Далеко не везде дискриминация носит столь откровенный характер, как на «Мэссей-Фергюсон». Как правило, она осуществляется скрытно, под видом разного рода тестов, испытаний, проверок. Печать сообщала о «бессмысленно завышенных» лингвистических требованиях, лишающих черных молодых людей возможности получить работу, где требуется всего лишь ручной труд 9.

Если пациент выкажет неудовольствие по поводу того, что среди сестер и санитарок есть «цветные», их постараются сразу же уволить

Для представителя этнического меньшинства в высшей степени сложно хоть на йоту продвинуться по служебной лестнице, если ему повезло и он все же оказался на нижней ее ступени. Это испытала на себе 38-летняя Бренда Квоши. Два года она проработала сиделкой в лондонской частной клинике «Харли стрит». Накопив немало профессионального опыта, она подняла вопрос о перемещении ее на должность младшей медицинской сестры в кардиохирургическое отделение, где как раз открылась вакансия. Но профессиональный опыт — это одно, а житейский — другое. И последнего Квоши, видимо, не хватило. Ведь она знала, как в клинике относятся к темнокожим. В первую очередь их назначали на работу в ночные часы. Половину медицинского персонала, занятого в ночную смену, составляли «цветные». Между тем среди работающих в дневные часы темнокожим был только каждый девятый.

И непонятливой сиделке было указано ее место. Нет, ей не сказали ни слова о цвете ее кожи. Устами директора клиники г-жи Портер ей авторитетно сообщили: для занятия вакантной должности необходимо иметь свидетельство о прохождении курсов интенсивной терапии или ухода за страдающими сердечными заболеваниями. Аргумент вроде бы веский, но, как оказалось, фальшивый. Весьма скоро вакансия была занята другой сиделкой. Ей не потребовалось ни одного из двух «необходимых» свидетельств, коих у нее и не было. Не имелось у нее и опыта Бренды Квоши, и работала она в клинике меньше времени. Но у этой женщины было одно преимущество — белый цвет кожи, который и решил кадровый вопрос. Трудно при этом сказать, чем руководствовалась директор клиники — собственными расистскими предубеждениями либо же «заботой» о «добром имени» частного медицинского заведения. Последнее соображение не лишено оснований: пациенты — в основном весьма респектабельная публика, и известно по крайней мере два случая, когда от них исходили пожелания «убрать темнокожую». В обоих случаях администрация безропотно шла навстречу этим просьбам и заменяла «цветных» сиделок «100-процентными» англичанками.

Ситуация в клинике была настолько очевидной, что, когда вопрос был передан на рассмотрение индустриального трибунала, его председателю Д. Дональдсону не оставалось ничего, как подтвердить случай расовой дискриминации. «По нашему мнению, — заявил он после рассмотрения вопроса, — будь г-жа Квоши белой, г-жа Портер не стала бы вводить ее в заблуждение относительно требований, предъявляемых к данной должности, не воспрепятствовала бы ее намерениям занять место. У нас нет сомнений, что г-жа Портер исходила в своих действиях из расистских побуждений…» 10Комментируя это дело, представитель оппозиции, специализирующийся на вопросах здравоохранения, Г. Данвуди заявил, что «люди, практикующие в медицинской службе дискриминацию по отношению к пациентам, не вносящим плату за лечение, не чужды дискриминации своих собственных сотрудников» 11.

Кстати, здравоохранение и социальное обеспечение— сфера, где расизм пустил глубокие корни. Так, только за период между мартом и июлем 1982 года сотрудники органов министерства здравоохранения и социального обеспечения в городе Олдеме ответили отказом на 680 просьб о выплате пособия, поданных представителями этнических меньшинств. Лишь под давлением местных организаций, оказывающих содействие «цветному» населению, работники государственного ведомства были вынуждены признать в 674 случаях обоснованность этих просьб. «Все это показывает, что менее чем в одном проценте случаев первоначальный отказ был, возможно, обоснованным, — заявил представитель местного отделения КРР М. Хейвуд. — Обращения содержали либо просьбу о начале выплаты социального пособия, либо просьбу о его увеличении, на что заявитель, по его мнению, имел право. Мы уверены, что число людей, не обескураженных отказом и обратившихся к нам или в другие организации, меньше числа тех, кто довольствовался отказом». По словам Хейвуда, известны случаи, когда заявителям после получения отказа не выдавали, невзирая на их просьбу, бланка для составления апелляции, на что они имели законное право. Заявителям попросту говорили: «Ваша просьба не может быть удовлетворена, и нет смысла выдавать вам бланк апелляции, поскольку нет смысла подавать апелляцию» 12.