Татьяна Чередниченко - Кризис общества-кризис искусства. Музыкальный авангард и поп-музыка в системе буржуазной идеологии

5. Теодоракис М. За искусство на службе прогресса. — Проблемы мира и социализма, 1984, № 1, с. 26.

Чередниченко Татьяна Васильевна — выпускница теоретико-композиторского факультета Московской консерватории (1976), кандидат философских наук (1979). Сферы научных интересов проблемы общей и музыкальной эстетики, методологии музыкознания, теории и истории музыки и музыкальной критики. Т. В. Чередниченко выступает также в качестве переводчика, литературного редактора и либреттиста. И. о. доцента Московской консерватории (кафедра марксизма-ленинизма).

Основные работы

• Песенная поэзия А. П. Сумарокова в русской музыке. — В сб.: Традиции русской музыкальной культуры XVIII века. М., 1975 (труды МГПИ им. Гнесиных, вып. XXI)

• А. П. Бородин как поэт. — Сов. музыка, 1978, № 8

• Терминологическая система Б. В. Асафьева (на примере исследования «Музыкальная форма как процесс»). — В сб.: Музыкальное искусство и наука, вып. 3. М., 1978

• К социологии китча. — Всесвит, 1978, № 3 (на укр. языке)

• Ценностный подход к искусству и музыкальная критика. — В сб.: Эстетические очерки, вып. 5. М., 1979

• Традиционная противоположность: мифы и реальность. — Сов. музыка, 1982, № 3

• Эстетика музыкальная. — В кн.: Музыкальная энциклопедия, т. 6. М., 1982

• К проблеме художественной ценности в музыке. — В сб.: Проблемы музыкальной науки, вып. 5. М., 1983

• Эстетика консерватизма. — Сов. музыка, 1984, № 2

• Общая теория искусства и музыковедческие исследования. — Сов. музыка, 1985, № 12

• Исследования по марксистско-ленинской эстетике в 1981–1985 гг. (обзор). — Вопр. философии, 1986, № 1 (в соавторстве с В. П. Крутоусом)

• Интерпретация традиции в искусстве И. С. Баха. — В сб.: К 300-летию И. С. Баха и Г. Ф. Генделя. М., 1986

* * *

Редактор Н. Соловьева

Художник А. Бобров

Худож. редактор Ю. Зеленков

Техн. редактор С. Буданова

Корректор Л. Герасимова

* * *

Приведем один из выводов, в котором фиксировался параллелизм художественного текста и идеологической доктрины: «Как для Рудольфа все люди стоят либо на точке зрения добра, либо на точке зрения зла и оцениваются сообразно этим неизменным категориям, так для г-на Бауэра и компании одни исходят из точки зрения критики , другие — из точки зрения массы . Но оба они превращают действительных людей в абстрактные точки зрения » 22.

Если музыку, тем более «новую», слушают не все, то комментарий, например К. Штокхаузена, помещенный в клерикальном журнале "Christ und Welt“ (1968, № 23) или в "Die Zeit" (1967, № 49), может случайно прочесть и человек, далекий от музыки.

Если иметь в виду не жанровые показатели, а музыкальный язык, то футуристические пьесы в массе своей тоже продолжали достаточно устоявшиеся традиции. Не случайно Ц. Кюи в пародийном «Гимне футуризму» (1917) фразу «футуризму, модернизму сладость восхищения» озвучивает последовательностью уменьшенных септаккордов, увеличенных трезвучий и целотоновой гаммы — гармоническими средствами, известными из сказочных эпизодов русских опер, из гармонии Листа 13.

Подобные «революционные» программы, как указывал В. И. Ленин, способны «быстро превращаться в покорность, апатию, фантастику, даже в "бешеное" увлечение тем или иным буржуазным "модным" течением» 81.

Следует обратить внимание на то, как подан «смысл» притчи. «Каждый, кто знаком со мной, знает эту историю. Я рассказываю ее беспрестанно», — подчеркивает Кейдж значительность того, что последует дальше. Создается состояние «зачарованности» той историей, которую еще только предстоит узнать неофиту. Ждешь некоего откровения — и вот все откровение сводится к тому, что у человека есть нервная система и система кровообращения, и что они «слышны», если только перестать слушать все остальное. Если бы Кейдж не сделал такого рекламного (и заодно само рекламного) акцента, то, пожалуй, никакой новой «истины» рассказанный им случай не открывал бы. Кейдж, подчеркивая «репетитивное» существование этой истории («я рассказываю ее беспрестанно»), в скрытом виде осуществляет «шаманское» внушение, когда простейшая формула заклинания, повторяемая много раз, наконец обретает значение последней истины. Одновременно он, благодаря рекламной «врезку», «добирает» необходимое количество материала, чтобы заполнить «минуту» и чтобы эта минута оказалась псевдоструктурированной по схеме: основная информация — неосновная информация — кульминационная основная информация.

В литературе многократно отмечалось, что на слух сериальная композиция не воспринимается как «тотально упорядоченная»; напротив — невозможность уследить за всеми соотношениями «рационализированного» целого превращает его в некий набор звуков, интригующий скорее неожиданностью сочетаний инструментов и в целом оставляющий в памяти лишь смутное звуковое пятно.

В. Фробениус, анализирующий музыкальный язык лидера «новой простоты» В. Рима, подмечает влияние Штокхаузена («форму можно рассматривать как моменты в смысле Штокхаузена» — это о композиции Рима "Sub Kontur "), а также Малера, Чайковского, Берга. Выводы Фробениуса сводятся к тому, что на деле у Рима имеется сложная форма, и при этом ни в коем случае не новая 2. «Конкретные композиторские методы не свидетельствуют ни о простоте, ни о новом», — делает сходный вывод И. Стоянова 3.

Послевоенные авангардисты резко отделяют себя от композиторов, которых называли «модернистами» в первой половине века. По их воззрениям, Шёнберг и Хиндемит, Берг и Онеггер — это «консервативный старый авангард» 5. Так именуют они музыку, в которой новация сопрягается с традицией.

Аналогично обстоит дело в западной литературной критике: «…литературы почти всех капиталистических стран Запада с начала или с середины 60-х годов вступили в стадию угрожающего давления неоавангардизма. Дело здесь не в количественном преобладании, а скорее в громкости и безапелляционности теоретических претензий. Неоавангардизм царил на поверхности литературной жизни, он диктовал моду дня, он привлекал литературную молодежь, он навязывал оценки, формулы и терминологию» 7.

Музыковеды отмечают (в частности, в связи с хэппенингом), что идеалы «авангарда» выступают как «социальный симптом отражения средних веков в современности» 28.